Христос в своем наместнике пленен,
И торжествуют лилии в Аланье.
И желчь и уксус пьет, как древле было,
И средь живых разбойников казнен.827
Новейшего Пилата;828 осмелев,
Он в храм вторгает хищные ветрила.829
Твой суд, которым, в глубине безвестной,
Ты умягчаешь твой сокрытый гнев?
Святого духа, вызвавший в тебе
Твои вопросы, это наш совместный
Покамест длится день; поздней заката
Мы об обратной говорим судьбе.831
Братоубийцей стал Пигмалион,
Предателем и вором, в жажде злата;832
В своем желанье жадном утоляем,
Которым сделался для всех смешон.833
Добычу скрывшего, и словно зрим,
Как гневом Иисуса он терзаем.834
Мы рады синякам Гелиодора,836
И вся гора позором круговым
Последний клич: 'Как ты находишь, Красс,
Вкус золота? Что ты знаток, нет спора!'838
Чуть внятно, по тому, насколь сурово
Потребность речи уязвляет нас.
Как здесь бывает днем; но невдали
Не слышно было никого другого'.
И, напрягая силы до предела,
Спешили по дороге, как могли.
Затрепетала; стужа обдала
Мне, словно перед казнию, все тело,
Пока гнезда там не свила Латона
И небу двух очей не родила.839
Такой, что, обратясь, мой проводник
Сказал: «Тебе твой спутник оборона».
Один у всех, как я его значенье
По возгласам ближайших к нам постиг.
Как слушали те пастухи в былом;
Но прекратился трус, и смолкло пенье.
Среди теней, по-прежнему безгласно
Поверженных в рыдании своем.
Рассудок мой к познанью не влекло,
Насколько я способен вспомнить ясно,
Я, торопясь, не смел задать вопроса,
Раздумье же помочь мне не могло;
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ