— Он просто испугался, как мы, — догадалась Маша.
Петька недоверчиво хмыкнул:
— Кто, террорист?
— Ну почему сразу террорист? Мы же не террористы, а полезли в катакомбы, вот и он полез. Какой- нибудь курортник, им тут скучно. Полез, услышал, как ты падал носом в камни, нашел твою сандалию, а она взрослая. Мы его испугались, а он — нас, мог и завалил выход, чтобы человек в больших сандалиях его не догнал.
Боинг притих. Было слышно, как он кряхтит в прорытой норе. По завалу скатилось несколько катков, и вдруг сквозь пыль ярко вспыхнул неровный овал дневного света.
— Свобода! — крикнул Боинг.
Маша кинулась в нору, забыв про свой короткий но дол. Свет резал отвыкшие глаза. Последний метр она проползла, зажмурившись, и покатилась куда-то тип, обдирая локти и коленки. Боинг поймал ее и отшвырнул в сторону, потому что сверху с каменным грохотом катился Петька. Он пролетел мимо, а Маша вцепилась в какой-то куст. Щекой она чувствовала землю — настоящую, теплую, с клочком хрустящей высохшей травы. Вставать не хотелось. Маша открыла глаза и задохнулась от счастья.
В подземелье не было красок — все покрывала грязно-белая пыль. В подземелье не было посторонних звуков — все шумы исходили от людей. В подземелье не было запахов, кроме запаха сырого мела. А сейчас все вернулось: тысячи красок, звуков и запахов. От них кружилась голова и звенело в ушах. Маша лежала на склоне оврага, заросшего седой полынью и колючками с маленькими блекло-синими цветами. У самых глаз раскачивалась гроздь алых ягод на ветке боярышника. Громко щелкнув, откуда-то выпрыгнул серый кузнечик и полетел, распустив тонкие оранжевые крылышки. Невзрачный бурый мотылек сидел на травинке, шевеля закрученными на концах усиками. На дне оврага валялась темно-коричневая бутылка. Даже на нее было приятно смотреть.
Петька и Боинг яростно спорили, кому лезть за оставленными в катакомбах сумками.
— Хватит уже, — оборвала их Маша. — Вы посмотрите, какая красота!
— Видали, — отмахнулся Боинг. — Я тоже ошизел, но ненадолго.
В конце концов Петька ловко повернул спор, сказав, что доверяет Боингу слазить за сумками. У Боинга кайло. У Боинга прадедушка шахтер. А они — Петька и Маша — люди земные и почти беспомощные.
Польщенный Боинг нырнул в катакомбы, а Петька полез по склону оврага. Докарабкался до края, ог ляделся и сел, свесив ноги.
— Маш, угадай, где мы?
— Не знаю. Должны быть у школы, только там оврагов нет. Или мы весь город насквозь проскочили?
— Мы на виноградниках!
— Врешь! — охнула Маша. Как же так: возвращались к школе, на северо-восток, а оказались на юге, километрах в пяти от города! Может, компас Евгень Евгеньича сломался?
— Чуть что, так сразу «врешь»! Сама посмотри: вот они, виноградники, а во-он Укро... — привставая, начал Петька... и «солдатиком» спрыгнул на откос , успев крикнуть в полете: — Атас!
Маша огляделась: до лаза в катакомбы далеко, зато рядом куст боярышника. Нагнуться — и готово, спряталась. Подскочил Петька, нырнул в куст и зашипел, наткнувшись на колючки.
— Кто там, он? — спросила Маша.
— Хуже! Самосвал!
Глава IX
БОИНГ: ВЫБОР ОРУЖИЯ
Маша поглубже забилась в куст. Сквозь голые ветки внизу она хорошо видела откос, по которому скатился Петька. Но чем выше, тем гуще росла листва, и дальний край оврага виднелся сочками. На краю появились черные полуботинки невероятного размера. Они могли бы принадлежать памятнику. Или клоуну. Но Самосвал — не памятник, не клоун и не грузовик с самоопрокидывающимся кузовом, а кое-что более грозное. Самосвал — это начальник городской милиции капитан Самосвалов, дядя Витя. (В маленьком городе все тебе «дяди» и «тети», всех ты знаешь хотя бы в лицо. За это Маше нравился Укрополь и не нравилась Москва.)
Полуботинки стояли на самом краю оврага, раскачиваясь с пятки на носок. Из-под них отвалился ком сухой глины и покатился вниз, но Самосвал не отошел. На склоне Маша заметила свежую осыпь — это Петька вылезал из оврага и съезжал. Обернулась — еще осыпь, широкая: это все трое катились из лаза. А здесь Петька прыгнул за куст, оставив четкие отпечатки сандалий историка.
Самосвалов сел, свесив ноги в серых форменных брюках с кантом. Ноги поерзали, стирая пыль с по луботинок о брючины, — дурная привычка.
— Чего он? — шепнул Петька.
— Того. А ты разве не видишь, сколько следов?! Петька подумал и ответил:
— А может, они вчерашние.
— Пойди, сам ему скажи... А ЭТО ЧТО? — ужаснулась Маша. На правом запястье у Петьки болтался металлоискатель, привязанный обрывком нитки мулине. Маша отлично помнила, что в этой же руке Петька держал компас.
— А что такого? — пожал плечами влюбленный. — Я привязал, чтоб не потерялся. Тебе кусочка нитки жалко, что ли?
— Балбес! Иван Сусанин! «Мат, угадай, где мы»! Хорошо еще, что на виноградники нас завел, а не в Турцию! — шипела Маша, косясь на ноги Самосвала.