— Вроде камень упал. Или показалось?

Маша выключила фонарик, и стало видно, что тьма впереди не кромешная. Из-за поворота на стену падал свет. Вдруг послышался стон, глухой удар и опять стон — сдавленный, как будто у человека был зажат рот!

— ОН! Боинга пытает! — еле слышно прошеле­стел Петька.

Не особенно надеясь на влюбленного. Маша дос­тала из сумки железку, прихваченную из маминого гаража. Это был какой-то инструмент от старой ма­шины: плоский ломик, закругленный на конце. Не­ известно, что такими ломиками делают шоферы, а она собиралась врезать им по затылку незнакомцу. Лишь бы Петька не подвел, а то споткнется в своих сандалищах, нашумит...

Стон повторился. Шептаться было опасно, и Ма­ша молча оттолкнула Петьку к стене: стой здесь. Влюбленный поймал ее руку и что-то сунул в ладонь. Она пощупала — фига!

Снова стон и два глухих удара. Похоже, незнако­мец бил Боинга о стену.

Взяв Петьку за руку, Маша пошла на ощупь. А сто­ны и удары стали непрерывными. В них слышался размер, как в песенке без слов, которой укачивают грудных детей:

— Мм, м-м, мм-м! Бум! Бум!

— Мм, м-м, мм-м!

За шаг до поворота Маша подняла железку над головой и приготовилась к прыжку. Не вовремя ос­ мелевший Петька сопел и лез вперед. Придерживая его, Маша выглянула из-за угла. В глаза ударил свет брошенного на камни фонарика.

Второгодник был один. Он сидел, зажмурившись, мычал и время от времени бился затылком о стену.

— «Отчаяние». Картина неизвестного художника — заметил Петька.

— Заткнись, Ромелла! — огрызнулся Боинг и вскочил. — Соловей! Алентьева! Ребята, я же вас потерял!

— И сам потерялся, — добавил Петька.

— Да нет, выход здесь, в двух поворотах! Я ищу свои стрелки, ищу, а здесь полно похожих... Вы мой

бутерброд не слямзили? — Боинг отобрал у Петьки свою сумку и запустил туда обе руки. — Цел! — совсем успокоился он. — А вас дома покормят, не фига пачки разевать!

К второгоднику возвращалось обычное хамство. Бутерброд он слопал на месте, затолкав его в рот ры­ жими от ржавчины пальцами. Посветил на грязного Петьку и сказал:

— Ха! Ромелла из мела. Посветил на Машу:

— А ты неплохо сохранилась, Алентьева. Я б с то-»й прогулялся в темноте короткими перебежками, чтоб соседи не видали.

Петька снова начал краснеть и сжимать кулаки, Маше пришлось крикнуть: «Перестаньте!» А доволь­ный Боинг забросил сумку за плечо и пошел впереди, показывая дорогу.

За вторым поворотом луч его фонарика уперся в завал. Тонны сухой глины вперемешку с обломками кам­ня закупорили штрек и далеко раскатились по полу.

— Ребята, я не заблудился, выход был тут! — с отчаянием сказал Боинг. Сквозь каменную пыль нали­цо было видно, как он покраснел.

Петька поднял комок глины и раздавил в кулаке.

— Еще теплый. Наверху солнышко, жара...

— Это он завалил, нарочно! — решил Боинг. — Тут и раньше было засыпано, только не доверху, лаз оставался. Я глянул из-за угла, а он стоит, на кровлю смотрит. А в штреке светло было, я и заменжевался: вдруг он обернется и заметит?! Думаю, пойду за ребя­тами, а он пока уйдет.

— Ты его узнал? — спросил Петька.

— Да нет, мне ж свет бил в глаза. Я одежду и то не разглядел. Вроде джинсы на нем или просто синие штаны.

— Опасный преступник, — важно сказал Петь­ка. — Международный террорист скорее всего.

— Ну да. Раз в синих штанах, то конечно, — под­дакнула Маша.

— Издеваешься?! — разозлился Петька. — По-твоему, он здесь грибы собирал? Я еще пройду по ро­ зовым стрелкам, гляну, что там у него. Катакомбы-то под самым городом. А вдруг он весь Укрополь взо­ рвать хочет! Ведь не просто так он избавлялся от опасных свидетелей.

— От кого это? — не понял Боинг.

— От нас! Или, скажешь, у него такие шутки — людей заживо хоронить?! — Петька раздулся от гор­ дости. — Думаю, если выберемся, он станет убирать нас по одному. Надо идти в милицию, пускай нам да­ют охрану. По паре телохранителей на каждого хва­тит. Ну и группа захвата в резерве.

У Маши пропала всякая охота слушать Петьку. Она молча взобралась на завал, раскачала присыпан­ный землей большой камень и откатила назад.

— Отзынь, Алентьева, это мужская работа! — от­странил ее Боинг и поднял для удара прадедушкино кайло.

Правнук шахтера врылся в завал, как машина. Камни полетели во все стороны и Маше с Петькой пришлось отступить. В повисшем над завалом облаке пыли метался свет фонарика и смутно ворочались ноги Боинга в огромных, как у Евгень Евгеньича, сандалиях.