— А у меня один раз пикнуло! — соврал Петька.

— Это в мозгах, от непосильного напряга, — предположил Боинг, убирая телефон в сумку. — Не парься, Соловей. Раз моя мобила здесь не принима­ет, то с твоей фитюлькой и подавно делать нечего.

Маша подумала, что к вечеру их все равно начнут искать и, конечно, бросятся к морю, расспрашивать припозднившихся купальщиков. Тут бы позвонить Деду. Он бы вытащил их решительно и быстро, как не придет в голову ни одному спасателю. Скажем, попросил бы знакомых из ФСП запеленговать Ма­шин телефон и пробился бы прямо сюда машиной вроде той, которой бурили школьный колодец. А так все решат, что их унесло в море на ничейной рассохшейся лодке. Искать в катакомбах догадаются не раньше, чем историк выйдет из больницы и хватится ключа, лежавшего под гипсовым Сократом.

— У меня фитюлька?! — опять заводился Петь­ка. — А твоя мобила на радиолампах с керосиновым приводом! Небось, от прадедушки досталась?

— Девайс неновый, — согласился Боинг, — зато с внешней антенной.

— А у меня, может, со встроенным репитером!

— Да ты хоть знаешь, что такое репитер?!

— Хватит вам, — вздохнула Маша. — Давайте ос­тавим какую-нибудь примету и пойдем на северо- восток. Записку оставим!

И Маша написала на листке из школьной тетрад­ки, светя себе зажатым под мышкой фонариком: «Мы, восьмиклассники Укропольской средней шко­лы Алентьева Мария, Билоштан Богдан и Соловьев Петр, попали в катакомбы из школьного подвала и заблудились. Если нас еще не нашли, то помогите». Поставила дату, время и расписалась.

— Что значит «если нас еще не нашли»? — загля­нул ей через плечо Петька.

— Мало ли. А вдруг эта записка попадется кому-нибудь лет через сто? Тогда точно будут знать, нашли нас или нет. Или забудут уже.

— Если погибнем, то не забудут. Станут рассказывать про нас, как про Белого Реалиста, — успоко­ил Машу Петька. Спрятал записку в коробку от металлоискателя и положи,! на камень. — Так лучше сохранится. Для истории... Пошли, что ли?

И они пошли.

Петька шаркал огромными сандалиями Евгень Евгеньича, хромал на обе ноги, но не жаловался. Бу­ терброд Боинга договорились съесть, когда станет совсем невмоготу. Из-за этого бутерброда Боинг за­ важничал. Он сказал, что в нем содержатся послед­ние калории, которые спасут всем жизни.

Продвигались не быстро, потому что на перекре­стках Маша зажигала свой огарок. На огонек смотре­ли, боясь дышать, но каждый раз он горел ровно.

Часа через три Петька объявил:

— Боинг, выйди, подыши воздухом.

— А че?

— Я буду Алентьевой в любви объясняться, а то умрет нецелованной.

— Это кто умрет? — возмутилась Маша.

— Мы все тут останемся, — сказал Петька и дело­вито добавил: — Умрем, обнявшись! Боинга поло­жим в ноги. Представляешь картиночку, когда нас найдут? Надеюсь, наши трупы мумифицируются. Здесь климат подходящий: температура низкая и ровная. Правда, есть опасность, что мертвые тела станут до­бычей грызунов...

Маша ударила влюбленного сумкой и попала по руке. В воздухе кувыркнулся Петькин фонарик, упал, звякнул разбитым стеклом и погас.

— Еще парочка таких объяснений, и мы останемся без света, — заметил Боинг и выключил фонарик. — Батарейки надо беречь. Не бэ, Соловей , твои тоже пригодятся.

— Это все она, — сказал влюбленный.

— Ромелла, — сплюнул Боинг. Похоже, он имел в виду Ромео. — Не менжуйся, Маш, тут прохладно, мы долго без воды проживем.

— Я был в одесских катакомбах. Там везде лампочки, экскурсии водят, — вспомнил Петька. — Так нам говорили, что длина всех штреков — две с половиной тыщи километров. Укрополь раз в триста меньше Одессы, значит, и камня для строек добывали меньше в триста раз. Получается, что наши катакомбы — всего-то восемь кэмэ!

Боинг покачал головой:

— Соловей, мы уже вдвое прошли. Здешний ракушняк — самый красивый на побережье. Облицовочный! Если хочешь знать, его возили морем в Со­чи, в Новороссийск... Нет, наши катакомбы, конеч­но, не как одесские, но тоже немаленькие.

— Это все твой прадедушка наковырял! — разо­рился Петька. — По три копейки за дюжину камней! Сколько ж надо было... — он вдруг осекся и зашипел страшным голосом. — Тихо! Маш, гаси свет! Гаси! БЕЛЫЙ РЕАЛИСТ!

Маша не очень-то поверила, но выключила фо­нарик. Скоро и она услышала, как из-под чьих-то ног стреляют и катятся мелкие камешки. У призрака была тяжелая походка и никудышные легкие куриль­щика. Он с бульканьем отхаркался.

Восьмиклассники затаились. Звать на помощь

почему-то не хотелось. В боковом штреке возник дрожащий желтый свет фонарика с подсевшей бата­ рейкой. Из темноты проступила стена, света стало больше, и черная фигура быстро протопала мимо. Темнота за ней сомкнулась.

— Пошли! — прошептал Боинг.