вред школьному имуществу, то вый­дет, что Боинг, может быть, уже и не учится в школе! Тут вдруг на лестнице появился незнакомый мо­лодой человек в военной форме. В двух шагах за ним семенил завхоз Иванов. Стало ясно, что директор ос­тановился не ради удовольствия покурить с Боин­гом, а просто ждал отставших. Вид у молодого чело­века был начальственный, на погонах большая звез­дочка и две полосы. Иванов так боялся, что дышал через раз.

— Я в жизни не видел такого безобразия! — сказал молодой человек директору. — Школа, можно ска­ зать, на бомбе стоит. В любую минуту может полых­нуть, а здесь дети! Даю вам двадцать четыре часа для наведения порядка. Потом буду применять санкции.

— Да тут и за неделю не управиться, — робко воз­разил директор, но, кажется, сделал только хуже.

— У вас было все лето, а не одна неделя. Двадцать четыре часа, или завтра в это время я закрою шко­лу! — отрезал молодой человек. Посмотрел одинако­вым взглядом на сигарету Боинга, на сигарету дирек­тора и добавил: — Места для курения должны быть оборудованы огнетушителем, сосудом для окурков и соответствующей табличкой.

— Пренепременно, — пообещал директор. (Забе­гая вперед, скажу, что табличка «Место для курения» действительно появилась на школьной лестнице. И огнетушитель, и ведро для окурков. Правда, всего на час. Те, кто их видел, потом рассказывали осталь­ным.)

Когда взрослые ушли, Боинг швырнул в пролет лестницы дотлевший до фильтра бычок и сказал:

— Вот так и зарабатывают гастрит миокарда! Инфаркт, — поправила Маша.

— Да какая разница!.. Не, вы видали?! Майор! Директор перед ним на задних лапках. Въезжаете?

— Чего ж тут не въезжать? — удивился Петька. — Ни пожарный. Форма-то эмчээсовская.

Боинг расшаркался, изображая дворецкого из кино:

— Ща, сэр! Ща пожарный закроет школу из-за того, что вашему сиятельству сосуд для окурков не поставили... Это минер! Или сапер. Короче, школу разминировать будут.

— Нет, пожарный, — поддержала Петьку Маша. — про бомбу он говорил в переносном смысле. Что в любую минуту может загореться.

— Он сказал «полыхнуть», — уточнил Петька.

Боинг не верил:

— Да чему тут полыхать?! Сто лет школа не полыхала, и вдруг полыхнет!

— А что разминировать?

— Мало ли. Война была, бомбежка. Может, бомба пробила школу насквозь и не взорвалась. Лежит в подвале...

— В подвале?! — Маша поняла, что не понравилось пожарному. — Ребята, он просто хочет, чтобы из подвала выбросили парты!

Боинг подумал и согласился:

— Верняк! Нам листовку сунули в почтовый ящик: «Не захламляйте балконы, чердаки и подвалы, возможно самовозгорание». Только я не догоняю: если парты самовозгораются, то почему они в классе ни разу не самовозгорелись? Круто было бы: вызыва­ют меня к доске...

Из коридора глухо послышался звонок. Прогуль­щики вышли из школы черным ходом, чтобы не встретить своих. Боинг развивал мысль о самовозго­рающихся партах, самовозгорающихся классных жур­ налах и самовозгорающихся дневниках, но Маша ду­мала о другом.

Первое — таинственная смерть Бобрищева: лег в постель, а нашли на берегу моря.

Второе — ржавая железная дверь в подвал, остав­шаяся, наверное, с бобрищевских времен. Замок в ней и тогда был сейфовый, да сломался давно. Под­вал запирали на грошовую «висячку», как дровяной сарай. И вдруг — новый сейфовый замок. Причем за него доплатил свои деньги не завхоз, не директор, а учитель истории, которого совершенно не касаются сломанные парты. Это третье.

А четвертое — записка Евгень Евгеньича дирек­тору: «Убедительно прошу никому не доверять ключ от подвала».

А пятое — записка Толичу: «Я дошел до № 5». И ключ под гипсовым Сократом.

Наконец, шестое — обнаруженный Боингом сквознячок из щели между камнями.

Без особой уверенности Маша добавила седьмой пункт: не вовремя появился этот пожарный. Или, наоборот, вовремя, если знал то, о чем сейчас догада­лась она.

Хотя, с другой стороны, когда еще пожарным проверять школы? Конечно, в начале учебного года.

Глава IV

ЯКОРНАЯ СТОЯНКА ДЛЯ МОРСКОГО ВОЛКА

Дед сидел в саду под персиковым деревом. В зубах сигара чуть поменьше велосипедного насоса, ноги на столе, в траве, под рукой, — стакан чая со льдом. Если полжизни прожить в Америке, нахватаешься тамошних привычек.

— Хай, Муха, — он шутливо козырнул.

— К пустой голове руку не прикладывают, — буркнула Маша. — Мой генерал, ты хоть раз в жизни надевал форму?

— Надевал, когда курсантом был. И в академии придется надевать для солидности. А ты чего такая хмурая, двойку получила?

— Четверку. С Петькой пополам.