вызвал стражу… А мертвец на полу наблюдал за поединщиками остановившимся взглядом карих глаз, в которых застыло некое понимание, недоступное простым смертным…
Незнакомец увернулся от очередного выпада Конана, но киммериец уже чувствовал, что противник начинал уставать. Сейчас его основной задачей было оттеснить того от двери, чтобы убийца не сумел сбежать. А там… скоро он сумеет обезоружить его, а потом свяжет и доставит к эмиру Дауду. Заплечных дел мастера выбьют у негодяя признание! С удвоенной решимостью северянин вновь перешел в атаку.
И внезапно… он сам толком не понял, что произошло. В обороне убийцы, доселе плотной, как золотая сеть, внезапно наметилась брешь, как раз подходящая для рубящего бокового удара. Конан сделал резкий замах, незнакомец вскинул руки, — и внезапно стена пламени вспыхнула перед ним.
Киммериец мог бы поклясться, что огнем загорелись скрещенные клинки в руках убийцы.
На мгновение он ослеп. Еще успела мелькнуть мысль:
Очнувшись, он сперва никак не мог понять, где находится. Над головой было синее небо, и время, судя по сползавшему к окоему солнцу, давно перевалило к вечеру. Где-то поблизости шумел народ, стучали колеса телег по мостовой, истошно голосили ослы и кудахтала домашняя птица… Но здесь, в узком проулке, не было ни души. С трудом поднимаясь и потирая глаза, перед которыми мелькали пестрые сполохи, Конан осознал, что находится на одной из улочек, окружавшей базарную площадь. Но как он мог оказаться здесь?
Пошатываясь, он выбрался на перекресток. Здесь, по счастью, были люди, — но все они с недоверием и подозрением косились на здоровенного варвара, нетвердо державшегося на ногах.
— Надо же, как набрался… — услышал голос Конан у себя за спиной. — Такие, как он, позорят эмирскую стражу…
Но сейчас с этими оскорбительными речами киммерийцу разбираться не хотелось. Удержав за шиворот пробегавшего мимо мальчишку-рассыльного, он спросил:
— Эй, парень, где тут постоялый двор старика Ицита?
Малец испуганно пожал плечами.
— Не знаю, господин. Здесь такого нет. Я слышал, где-то в другой части города… Не знаю точно, я там никогда не бывал…
Конан растерянно заозирался по сторонам. Проклятье! Что же произошло? Он не мог представить себе, чтобы среди бела дня такого здоровяка, как он, кто-то перетащил бы в бессознательном состоянии на другой конец города лишь для того, чтобы бросить в темном проулке… Наверняка здесь не обошлось без колдовства!
Но почему тогда незнакомец просто не убил его, — как сделал это с двойником самого Конана?
К реальности его вернул жалобный голосок: — Эй, дяденька, может, все-таки отпустишь меня?
Скосив глаза, Конан обнаружил, что по-прежнему держит за шиворот посыльного. С усмешкой он разжал пальцы, и мальчуган опрометью бросился прочь.
Искать кого-нибудь, кто видел бы, как Конан здесь очутился, было бесполезно. Если кто и заметил что-то неладное, то ничего не скажет подозрительному чужестранцу… Южане — народ замкнутый и себе на уме.
Можно было, конечно, пуститься на розыски постоялого двора, — но какой смысл? Убийца, разумеется, не стал дожидаться Конана и давно исчез оттуда. А труп… труп уж точно подождет.
Решительным шагом северянин направился ко дворцу. Пусть люди эмира разбираются с этой загадкой.
Но на входе во дворец его подстерегала новая неожиданность. Двое стражников, — не близких приятелей Конана, но все же смутно знакомых ему со времен погони за похитителями принцессы Таммузы, — выступили ему навстречу, едва лишь киммериец появился у дворцовых ворот. Вид у воинов при этом был смущенно-испуганный.
— Мне нужно срочно увидеть эмира! — бросил он им, не обращая внимания на эту странность.
Старший из стражников замялся:
— Ты, несомненно, увидишь его, северянин…
— Что такое? — насторожился Конан. — Случилось что-нибудь?
— Похоже на то… Дело в том, что нам поручили, как только ты появишься здесь, взять тебя под стражу.
— Что?!
— Это так, — подтвердил второй стражник, протягивая руку, чтобы Конан отдал ему меч. — Извини, парень, но таков приказ самого эмира.
Сидя в тесной темной клетушке, в эссаирской темнице, Конан гадал, правильно ли сделал, что сдался без боя. Может быть, стоило оказать сопротивление, разметать гвардейцев в стороны и удариться в бега?… Но для этого киммериец был слишком горд. Он не знал за собой никакой вины, — и к тому же считал эмира Дауда своим другом. Если случилось что-то недоброе, если кто-то оклеветал северянина, — он должен разобраться с этим и как следует наказать обидчиков. Сбежав из Эссаира, он вряд ли сможет это сделать.
Успокаивая себя таким образом, Конан невозмутимо дожидался, пока в его темнице кто-нибудь объявится. Наверняка скоро за ним придут…
Двое мужчин, — старый и молодой, — посреди огромного зала, до отказа набитого придворными жрецами, стражниками и челядинцами, взирали друг на друга через разделявшее их расстояние с одинаковым чувством недоверия и разочарования. За себя Конан мог сказать с уверенностью: он был раздосадован тем, с какой легкостью эмир Дауд с забыл о дружбе, связывавшей их с киммерийцем, как в одночасье презрел его верную службу и помощь в спасении принцессы Таммузы, поверив каким-то нелепым подозрениям и наветам… Но вот что заставляет самого эмира взирать на северянина с таким видом, будто тот оскорбил его в лучших чувствах и не оправдал доверия… это было совершенно непонятно.
Двое дюжих стражников стояли по бокам от Конана, но хотя тот с легкостью мог разделаться с ними обоими, даже безоружным, он не собирался этого делать. Пусть сперва правитель скажет, в чем обвиняет его!
Седобородый эмир Дауд, восседавший на троне под пышным балдахином, в окружении многочисленной свиты, покачал головой, глядя на киммерийца.
— Мне жаль, что я так обманулся в тебе, человек с севера. — В голосе его звучала усталость.
Конан прищурился, чувствуя, как в душе его закипает гнев.
— По какому праву ты обвиняешь меня? — разнесся по залу его громовой рык. — Я верно служил тебе, и никто…
— Замолчи, презренный! Нам все известно! — Это вмешался казначей эмира, стоявший рядом с троном. Наклонившись к плечу повелителя, он что-то с жаром зашептал ему, а затем вновь вперил горящий ненавистью взгляд в Конана. — Мы знаем, что ты переметнулся на сторону злодеев, умышляющих похитить принцессу Таммузу. Тебя будут пытать и казнят, если ты немедленно не откроешь нам, кто стоит за этим подлым заговором!
Конан в изумлении воззрился на эмира. Так вот, стало быть, в чем его обвиняют! Но с какой стати, и на каких основаниях?
— Я спас принцессу Таммузу и никогда не имел отношения к ее похитителям!
— Это был лишь хитрый ход, — презрительно затряс головой канцлер. — Или, возможно, они подкупили тебя позже… Нет смысла отпираться, чужеземец. Повторяю, нам известно все. Тебя видели, когда ты сновал по дворцу и расспрашивал стражников о том, где они несут службу и как часто сменяются посты…
Что за нелепость!
Конан обратился напрямую к Дауду:
