организму. В особых случаях заболевший получает разрешение от Учителя, спускается с Горы и может поехать лечь в больницу на обследование или операцию.
По окончании лекции я постарался не потерять из виду Игоря. Однако он и сам не упустил бы такую жирную рыбку, он догнал меня уже в коридоре, запыхавшись.
– Ну, как вам?
– Я потрясен, – сообщил я, шаря по карманам в поисках сигарет. – И весьма заинтересован.
– Вы хотели бы посетить следующую лекцию?
– Всенепременно. Если будет время...
– Вы курите? – разочарованно протянул Игорь.
– Это запрещено?
– Нет, видите ли, не то чтобы совсем, но... Я хотел пригласить вас в гости, а если вы курите, пребывание у нас будет для вас затруднительно и связано с неудобствами. Мы придерживаемся чистого образа жизни...
Мне подворачивалась прекрасная возможность. Спешно затушив сигарету, я, как мог, заверил Игоря, что совершенно не завишу от курения и вполне могу какое-то время обходиться без сигарет.
Выяснилось, что Игорь давно уже стал членом «ордена», что никогда прежде не верил в Бога, а потом пережил клиническую смерть и ему было мистическое откровение, после чего он бросил семью и работу и переселился в секту. Я узнал, что поселение «ордена» находится под Москвой, рядом с деревней Дудино, и представляет собой целую общину с хозяйством, в которую можно приехать и поселиться на жительство по рекомендации, после того как отцы основатели проверят новообращенного и сочтут достойным. Тогда ты будешь представлен Учителю... До тех же пор можно погостить, присмотреться и понять, есть ли в тебе достаточные силы следовать необычным путем и забыть мирское.
Мне пришлось придумать какую-то жалостливую историю про разочарование в жизни, депрессию и неизлечимую болезнь, после чего мы с Игорем договорились встретиться завтра на Павелецком вокзале в десять утра.
...За городом и впрямь была благодать. Зелень полей, запахи цветов, травы, насекомые стрекочут, птицы поют... Давно я за город не выбирался.
Тряслись мы в электричке долго, часа четыре. Утром я не выспался, так как весь вечер собирал рюкзак, звонил и отправлял знакомым письма – так, профессиональная привычка на всякий случай. Кстати, выяснилось, что я долго не выезжал за пределы города и за это время на железной дороге появились досадные новшества: выросла цена на билеты, поставили автоматы, как в метро, не пропускающие без билета на платформу или с платформы. Контролеры в поезде тоже сменили имидж – теперь это были три здоровенных жлоба, а не мирная бабушка. У меня на глазах они высадили безбилетную беременную девушку. Я пытался вмешаться, но безуспешно, да и Игорь перепугался и все время тянул меня за рукав. Узнаю наших «христиан», или кто они там, предпочитают никогда ни во что не вмешиваться.
Наконец малоприятное это путешествие закончилось. Мы вышли на платформу, прихрамывая и потирая занемевшие о долгого сидения в неудобной позе спины.
– Местные относятся к нам спокойно, – рассказывал Игорь. – Мы у них молоко берем, дети к нам на праздники приходят, ничего...
От станции пришлось ловить попутку и долго трястись извилистой дорогой по ухабам в глубь полей.
А потом глазам моим открылся настоящий эдем.
Глава 6
В юности Сергей Соловьев был обычным мажорским мальчиком. Отец был партийным деятелем, мать – заведующая универмагом. Он почти не видел родителей: оба приходили очень поздно. Зато никаких трудностей их семья никогда не испытывала. У Сергея было детство эдакого юного принца – все прихоти избалованного ребенка выполнялись. Его каждый год возили к морю, престижный детский сад сменила престижная школа, с юношей занимались учителя музыки и английского языка, к поступлению в МГИМО ему можно было даже и не готовиться – родители обо всем договорились. Он шел по жизни, словно по дорожке, усыпанной золотым песком, насвистывая беззаботную песенку. Но ему хотелось большего – как-то утвердиться самому, что-то сделать без родителей.
Пегас был его закадычным другом-приятелем с самого детства. Вообще-то его звали Петькой, но лет в тринадцать прицепилось прозвище Пегас: он чем-то напоминал лошадь, а к тому же не боялся прыгать с большой высоты – с моста ли, ныряя в реку, или с забора после какой-нибудь вылазки. Пегас был из тех, кого не любят родители благополучных мальчиков – хулиганом, двоечником и разгильдяем. Он все время впутывал Сергея в опасные приключения и однажды предложил выгодное дельце.
– Соловей, ты же знаешь английский, знаешь французский, – убеждал Пегас друга. – Так чего теряешься? В Москве ведь живем, не в каком-нибудь захолустье.
– В Москве, – соглашался Соловьев, еще не понимая, к чему клонит приятель.
– Иностранцев хоть пруд пруди, – радовался Пегас. – А они знаешь как на разные сувениры бросаются? Не оторвешь!
– Матрешки, что ли?
– Ну почему сразу матрешки? Можно, например, и фуражки продавать.
– Где ж их взять-то?
– Ну, это уж мое дело. Тебе главное в этот... контакт с каким-нибудь иностранцем вступить. Эх, Соловей, мы с тобой выросли вместе, а всему-то тебя учить приходится.
Это звучало обидно, особенно из уст Пегаса.
Соловьев задумался. С одной стороны – риск, конечно. Контакты с иностранцами не слишком поощряются, а тем более с такой целью. Но кто не рискует, тот не пьет шампанского. К тому же наконец-то это будет что-то самостоятельное, свое. В деньгах Соловьев особо не нуждался – ему давали достаточно на карманные расходы. Самоутверждение – другое дело. Надо становиться взрослым, сказал себе Соловьев решительно и... согласился на предложение Пегаса.
С первым покупателем он познакомился случайно. В Москве проходил очередной кинофестиваль, и его девушка, Марина, изнывая от жары и скуки, упросила сходить на какой-нибудь фильм. Соловьев кино не любил и искусством не особо увлекался. Вернее, совсем не увлекался. Читать, правда, любил, но в основном детективы и фантастику. Тем не менее, если девушка просит, отказать нельзя, к тому же их отношения только начинались. Билеты достать было сложно, но с помощью родителей Соловьев сумел уладить этот вопрос.
Они пошли на какой-то французский фильм, который участвовал в конкурсной программе. И тут выяснилось, что у Марины с собой нет документов, которые нужно оставлять в залог, чтобы взять наушники. Наушники требовались, чтобы слышать переводчика: фильм шел на языке оригинала.
– Я же не знала, что здесь все так сложно, – оправдывалась Марина. – Я думала, все как обычно, фильм с переводом, зачем нужны наушники?
– Ничего страшного, – утешал ее Соловьев, – не переживай. Возьми мои, а я попрактикуюсь во французском, мне полезно.
Марина улыбнулась и благодарно прижалась к плечу своего образованного рыцаря.
В зале рядом с ними сел какой-то человек, тоже без наушников. «Тоже, наверное, документы забыл», – подумал сначала Соловьев, но, присмотревшись, заметил, что его сосед одет явно иначе, чем одеваются обычные москвичи. Даже трудно объяснить это словами – в его одежде были одновременно и скромность, и свобода, и раскованность. «Иностранец», – догадался Соловьев. Иностранец, заметив внимание к своей персоне, вопросительно повернулся и, улыбнувшись, кивнул Соловьеву. «Точно, иностранец, – промелькнуло у него в голове. – Наши так не улыбаются». Надо было брать быка за рога, а с другой стороны, Соловьев боялся слишком поспешить со знакомством. Пока он думал, в зале погасили свет и фильм начался.
Фильм оказался скучным, Марина зевала, сосед-иностранец тоже, и, боясь, что тот сейчас решит уйти, Соловьев решился обратиться к нему с вопросом о какой-то мелочи из французского быта, промелькнувшей в фильме. Француз оказался на редкость разговорчив и очень обрадовался собеседнику. Но только Соловьев сумел вывести разговор в нужное русло, как заскучавшая Марина потянула его из зала.
– С кем ты там болтаешь? – шепотом обиделась она. – Пойдем отсюда, невозможно это смотреть.
– Моя девушка хочет уйти, – шепнул Соловьев французу.
