Знаменский молчал.

– Кроме Кипариса среди присутствующих был кто-то, кого бы вы знали?

– Да. В зале присутствовало несколько профессоров из академии, кроме того, я знаком кое с кем из иностранцев. Но не очень близко.

– Организаторы банкета утверждают, что вас не было в списках приглашенных. Это правда?

Знаменский кивнул:

– Да. Я прошел по чужому пригласительному.

– Кому он предназначался?

– Моему коллеге, доценту Аркадию Дугину.

– Почему он сам не пошел?

– Я попросил его дать мне свой пригласительный.

– Для чего?

– Я хотел встретиться с Эдуардом Кипарисом.

«Ну дела, – подумал Баранов, – все говорит против этого драчуна. Однако трудно представить, чтобы он был способен на убийство».

– Феликс Викторович, – сказал Баранов, – вынужден вас предупредить об ответственности за дачу ложных показаний.

– Да-да, я понимаю, – упавшим голосом произнес Знаменский.

– Значит, вы утверждаете, что причиной конфликта было нанесенное вам оскорбление?

– Да, это так.

– Тогда объясните, почему Кипарис выбрал именно это время, чтобы произнести оскорбление?

– Потому что он подонок... – выдохнул Знаменский.

– Это не объяснение.

– Тем не менее это так...

На следующее утро Леонид Баранов положил на стол прокурора Московской городской прокуратуры протокол допроса Феликса Знаменского.

– Ну как, Леня? – спросил прокурор, пробежав глазами листы, покрытые машинописным текстом.

Баранов с сомнением покачал головой:

– Не могу поверить, что этот человек совершил убийство...

– Эх, Леня, мы с тобой во многое не можем поверить. Факты-то однозначно указывают на Знаменского.

– Факты – да, – задумчиво сказал Баранов.

– Ну вот. А факты в нашем деле самое главное.

– И все-таки...

Прокурор хлопнул ладонью по столу:

– Давай не будем поддаваться эмоциям. Уж поверь мне, старому волку, это он убил. Что-то там в свое время не поделили, какую-то формулу не так записали... Знаю я этих ученых. У них в голове все по-другому устроено, не как у нормальных людей. «Девять дней одного года» видел?

– Видел...

– Ну вот, – прокурор явно радовался найденному аргументу, – видишь? Они вечно башку в реактор засунут, а потом говорят, что в состоянии аффекта были. Так что давай, Леня, скоренько оформляй дело.

– Но...

– Никаких «но», – прокурор сдвинул густые, как у Брежнева, брови, – что за малодушие, следователь Баранов? Убит гражданин Соединенных Штатов, пусть даже бывший советский гражданин. Вон мне всю ночь из посольства названивали. – Он выразительно кивнул на телефон. – Думаешь мне приятно перед представителями иностранной державы краснеть? Что они подумают о наших правоохранительных органах?

Баранов молчал.

– И потом, Леня, знаешь, что у них в законах написано?

Баранов покачал головой.

– А я знаю, – с превосходством сказал прокурор, – а написано там, Леня, что каждого гражданина Соединенных Штатов охраняет вся армия и весь флот. Ты же не хочешь, чтобы на нас пошел американский флот?... И я не хочу. Так что давай-ка, Леня, скоренько дело оформляй. За задержку нас с тобой по головке не погладят...

К месту происшествия Ольга Владимировна Кот подъезжала, сидя за рулем ведомственного автомобиля Московского уголовного розыска. Несмотря на то, что водительские права были получены всего несколько дней назад, девушка чувствовала себя достаточно уверенно и со стороны производила впечатление вполне опытного водителя. Ее учитель, Валентин Сергеевич Ивашов, не зря имел славу строгого, но в тоже время и самого талантливого автоинструктора в МУРе. Он вымуштровал Ольгу на все сто. Поэтому ни во время экзамена, ни теперь у старшего лейтенанта Кот не было страха и неуверенности. А кроме того, ей было смешно от того, что гэбэдэдэшники, еще издали заметив, что за рулем сидит женщина, сначала пытаются тормознуть, но потом, обнаружив номера МУРа, делают вид, что им и дела нет до Ольги и ее автомобиля...

Белая «шестерка» ловко вписалась в плотный ряд машин и остановилась. Небрежным жестом Ольга захлопнула дверцу и быстрым шагом направилась к трехэтажному старинному особняку. Уже издали были видны черные, опаленные окна второго этажа сгоревшего офиса. Во дворе стояла милицейская машина, за рулем дремал шофер. Она подошла к подъезду, показала молодому дежурному удостоверение и нажала на тяжелую металлическую ручку двери – откуда-то раздался мелодичный звон. Сверху были слышны голоса людей. Ольга увидела перед собой старинную винтовую лестницу, изящно выполненные мраморные перила и огромных размеров зеркальную раму. Весь пол был усыпан осколками стекол, обгоревшими клочками бумаги и прочим мусором... Почерневшие от копоти бежевые занавеси были брошены за лестницей. Было видно, что пожар тушили в добрых российских традициях – долго, добросовестно, не жалея воды. Стены, пол, потолок – все имело следы героической деятельности пожарных. В помещении пахло сыростью, гарью и почему-то свежими огурцами. Вначале Ольга не поверила, но, принюхавшись, уверилась – действительно огурцами!

Ольга внимательно осмотрела первый этаж и неторопливо поднялась на второй. Собственно, если б она и могла что-то найти, то это находилось бы именно на втором этаже, там, где непосредственно располагались кабинет директора, бухгалтерия, комната менеджеров и еще пара-тройка казенных помещений, Бог весть для чего предназначенных. Узкий коридор старинного особняка даже после пожара сохранил память о несколько вычурном вкусе хозяев. Девушка с удивлением заметила валявшуюся на полу урну в виде фигуры улыбающегося арапчонка, а блестящий в конце коридора странный предмет оказался полусгоревшей кистью для занавесей.

Голоса, которые она услышала еще внизу, теперь явственно раздавались из бывшего кабинета директора. Ольга вежливо постучала о косяк двери и вошла. Трое мужчин, которые были заранее предупреждены начальством, дружески ей кивнули. Один из них, по виду самый старший, лысоватый, чем-то неуловимо похожий на Ленина, отвлекаясь от описи, спросил:

– Здравствуйте, вы Ольга... Ольга Вадимовна?

– Владимировна, – поправила девушка.

– Нам звонили насчет вас. Чем мы можем вам помочь?

– Спасибо. Ничего особенного не нужно.

– Смотрите. Мы всегда готовы... – Сказав это, еще совсем молодой лощеный парень с прозрачными, почти бесцветными глазами-конфетками выжидательно замолчал и откровенно уставился на ее ноги.

Но Ольга не позволила себе возмутиться. Тысячу раз она убеждалась, что только холодностью можно остудить вот таких явных нахалов. Спокойно! Лед, только лед. Огромный айсберг льда. И тогда уставившийся на нее наглец потонет, как «Титаник»...

– Я сама, – отчеканила девушка, с вызовом глядя прямо в глаза парню.

Тот явно смутился, нервно дернул щекой. Отлично! А теперь, не давая ему опомниться, следует развернуться – вот так, очень медленно, нарочито, показывая, что ей на него наплевать... Молодец!