— Как долго может продержаться это вещество в организме, пока не придет во взаимодействие с алкоголем?

— Ну-у, по-разному, — пожала плечиками Катя. — От трех до восьми часов.

Она хотела, видимо, еще что-то добавить, но в этот момент подошел официант, довольно артистично составил с подноса на столик заказанные Плетневым салаты и два куриных бульона, как бы по секрету сообщил, что заказанная пицца еще в духовке, и, пожелав приятного аппетита, столь же артистично удалился.

Чувствовалось, что весь этот изыск предназначен исключительно для Кати, и Плетнев вдруг почувствовал кольнувшее в груди, давно забытое чувство петушиной ревности.

«М-да, этого еще не хватало», — пробормотал он сам про себя, и все-таки не сдержался, чтобы не проводить подчеркнуто прямую спину официанта «напутственным» взглядом.

— Странно, что он еще не спросил, «чаво пить изволите?», — пробурчал Плетнев. — Обычно они…

— Не будь букой, Антон, — улыбнулась Катя и как-то очень мягко и ласкающе нежно положила свою ладошку на его руку. — Этот мальчик наших врачей уже года два обслуживает, как-то уж так повелось, и за этот столик, кстати говоря, никого не посадит, если знает, что должен прийти кто-то из наших. И естественно, что когда он увидел меня с тобой…

Она многозначительно замолчала, и Плетнев вдруг осознал, что ЕГО Катя, о которой он думал, не переставая, все это время, уже называет его на «ты».

Это был праздник души и сердца.

Пока расправлялись с салатами и пили бульон, говорили о чем угодно, но только не о смерти, однако Катя, видимо, понимала, что этот вопрос не отпускает Антона, и когда гордый за своего шеф-повара официант выставил-таки на столик исходящую сногсшибающими запахами пиццу и опять пожелал почетным гостям приятного аппетита, Катя негромко произнесла, отрезая ножом кусочек пиццы:

— Антон, как говорит наш главврач, может, вернемся к общероссийской теме? Я имею в виду алкоголь. Насколько я могу догадываться, твой вопросник ко мне еще не закрыт и что-то тебя волнует. Или, может, я не права?

— Права, — буркнул Плетнев, думая уже о том, что, пожалуй, брешут и клевещут злые языки, когда утверждают, что в женщине не могут сочетаться красота и ум одновременно. Еще подумал было о том, какой муж нужен такой женщине, как Катя, но она ждала ответа и он вынужден был перейти с поэзии на прозу. — Но я почему-то подумал, что уже вызываю аллергию своими расспросами.

— Господи, Антон… о чем ты! — округлила глаза Катя. — Да я могу на эту тему сутками напролет говорить. Это же… это же беда и страшное несчастье, которое захлестнуло всю Россию! А ты говоришь — «аллергия».

Плетнев удивленно смотрел на сидевшую напротив него женщину. Только что это была нежно- обворожительная красавица, которую хотелось спрятать себе под пиджак и не показывать более никому, как вдруг… Жесткий, непреклонный врач-нарколог, который осознает всю ту ответственность, которую взвалил на себя. М-да, вот и думай теперь, господин-товарищ Плетнев, как себя вести с ней, если намерен…

Впрочем, он даже самому себе пока что не мог признаться в своих намерениях. Боялся отказа!

Однако Катя ждала ответа, и он вздохнул с облегчением, освобождаясь от своих мыслей.

— Ну, ежели нет аллергии, тогда вопрос на засыпку. Эти вещества или препараты, про которые ты говорила, их можно достать в принципе? И если можно, то где и как?

Катя вопросительно покосилась на Плетнева.

— Что, настолько все серьезно?

— Да.

— В таком случае, надо подумать.

Видимо, чисто автоматически, она отрезала еще один кусочек пиццы, отправила его в рот, сжевала и только после этого, без особой уверенности в голосе, произнесла:

— В принципе, можно и купить, конечно, но… но это очень хлопотно и сложно. Подобные вещества на строжайшем учете, и даже малейшая утечка…

— Короче говоря, этот вариант практически исключается?

— Да.

— Тогда, что еще?

— Можно, конечно, и самому синтезировать… если, конечно, ты большой спец в этом деле и под рукой находится надлежащая лаборатория, не говоря уж о соответствующих компонентах для нужного синтеза.

«Лаборатория…» — моментально отреагировал Плетнев. Лучшей лаборатории, чем та, в которой работал Савин, не найти, но в таком случае…

— Господи, да о чем это я! — вдруг вскинулась Катя. — Я знаю одного человека, кстати говоря, фармацевта, который является большим докой в этих вопросах, и если к нему подъехать и поговорить с ним, он выдаст полную информацию по этому вопросу.

— Это было бы вообще великолепно! — обрадовался Плетнев. — А кто это?

— Профессор Кокин! Он у нас в первом меде лекции читает.

— Кто?! — вырвалось у Плетнева, однако он тут же нарочито громко закашлялся, пытаясь скрыть свою реакцию.

— Профессор Кокин, — повторила Катя. — Из первого меда. Кстати, у меня есть его телефон, и если он тебе понадобится…

— Да, конечно, буду очень благодарен! — засуетился Плетнев, а в голове звучало убыстряющимся рефреном: «Кокин… Профессор Кокин… Ай да сукин сын!»

Раздумывая, стоит ли говорить Турецкому относительно тех подозрений, которые падали на Кокина, или все-таки лучше будет, если до этого он сам переговорит с профессором, Плетнев все больше и больше склонялся ко второму варианту, и уже на следующий день поехал «на свою работу», как он теперь называл фармацевтическую компанию Дмитрия Шумилова, не к девяти утра, а часом раньше, зная, что Кокин одним из первых появляется в лабораторном корпусе, не считая, конечно, уборщицы. И не ошибся. Когда поднялся на этаж и уже подходил к лаборатории, которой заведовал Кокин, едва не столкнулся в дверях с Оксаной, которая несла поддон, заваленный какими-то стекляшками.

— Ой, извините! — вскрикнула от неожиданности Оксана, едва не выронив при этом поддон.

— Это уж вы меня извините, — буркнул Плетнев, пропуская уборщицу. — Профессор у себя?

— А где же ему еще быть? — отозвалась Оксана и как-то бочком-бочком проскользнула мимо шкафоподобного начальника собственной безопасности.

При виде остановившегося в дверном проеме Плетнева Кокин удивленно округлил глаза.

— Простите… чем обязан?

Плетнев в упор разглядывал Кокина. Казалось бы, до мелочей продуманный разговор в назревающей ситуации мог бы и не сложиться, и Плетнев решился на экспромт. С неменьшим интересом разглядывал начальника собственной безопасности и Кокин. С интересом и настороженным вниманием.

— Так чем все-таки обязан? — повторил он, и в его голосе Плетнев уловил едва заметную