рукой резиновых сапог. Плавно оторвал их от пола. Медленно попятился, и в этот момент предательски скрипнула половица.

Стоявший в проходе человек резко обернулся. По Владимиру прыгнул луч его фонаря. Но он спокойно развернулся и, открыв дверь, вышел. Оказавшись на улице, захлопнул ее и вставил в петли скобу висячего замка. Сделано это было ловко и, главное, вовремя. В дверь начали ломиться изнутри. Поремский подбежал к автомобилю и, убедившись, что номера «родные», быстро запомнил: «Анна, ноль сорок семь, эм- ха...»

Отбежав в сторону, противоположную своей даче, вытащил из сапога диктофон, а сапоги забросил на ближайший участок. Затем тихо вернулся и, забравшись в комнату, стал прислушиваться к шуму, доносившемуся с дачи Копчика.

Охрана среагировала оперативно. Едва запертые внутри предприняли попытку выбраться через окна, примчалась оперативная группа ОМОНа.

Поремский облегченно вздохнул и попытался при свете фонарика, под одеялом, разобраться с устройством диктофона. Он опасался, что аккумуляторы могли «сдохнуть». Однако аппарат был достаточно современной системы и обесточился автоматически, когда закончилась память.

Владимир изрядно пропотел, соблюдая конспирацию, но, услышав записанные голоса, в буквальном смысле «потек». Изучив еще раз запись, он укрылся простыней и проспал до утра.

В диктофоне оказалось два твердотельных носителя памяти. На первом была запись воспоминаний и размышлений самого генерала Копчика. На втором – мысли для себя. Основательно подточенная склерозом память требовала такого помощника, как диктофон. Причем в мыслях с собой генерал был весьма откровенен. Копчик рассуждал о встрече со Стервисом и о жизни после смерти. Оказалась полностью записанной и беседа с батюшкой. А затем Копчик включил диктофон, входя в дом:

«Карета „скорой помощи“... Раньше я на них не обращал внимания. Ну стало кому-то плохо, что с того? Главное, что мне хорошо. А теперь странное чувство: вот она стоит и будто приехала за мной...»

«Что это вы, Иван Силантьич? – раздался посторонний женский голос. – Сами с собой разговариваете?»

Дальнейшее стало вообще ясным и очевидным. К нему прибыл мститель, и Копчик, отдавая концы, попросил о крещении...

Дождавшись утра, Поремский сел в свой «фиат» и, удовлетворенно отметив, что ночная черная «ауди» находится на том же месте, поехал к проходной.

Появился незнакомый охранник. Поремский выбрался из машины и сказал ему:

– Я племянник Марьи Ивановны. Там у вас вчера записывали. Хочу на пару часиков отъехать до больницы. Обратно пустят без проблем или надо как-то подстраховаться?

– Можете спокойно разъезжать по своим делам, – просмотрев бумаги, заметил охранник. – На месяц вы в списках. Ночью никакого шума рядом не слышали?

– Нет. А что?

– Да была вот попытка проникновения в один дом, но у нас все под контролем, – самодовольно ответил охранник. – В больницу-то зачем?

– Немного, понимаешь, траванулся, – пожаловался Поремский. – Я еще когда раскрыл пакет, засомневался, стоит ли есть эти сосиски. Но не прислушался к внутреннему голосу. Надо бы промывание устроить. У вас ближайшая станция «скорой» где?

– Поселок Бараниха. Это по трассе в сторону области два километра, а затем вправо.

Приехав на станцию «скорой помощи», Поремский сразу направился к главному врачу. Человек в белом халате при его появлении недовольно оторвался от бумаг.

– Старший следователь Генеральной прокуратуры Поремский, – представился Владимир. – Я не займу много времени.

– Главный врач Мазо. Рихтар Саидович. Чем могу служить органам?

– Вы в курсе о происшествии в дачном поселке «Дзержинец»?

– Да. Слышал.

– В тот день было несколько вызовов. Хотелось бы пообщаться с врачами и пациентами, к которым выезжали автомобили.

– Ну это можно, – вздохнул главврач, нажимая кнопку селектора. – Смирнова ко мне, срочно! Подождите минуту. Придет начальник отделения помощи на дому и снимет все вопросы. Вы на всякий случай от двери отойдите.

Вскоре дверь распахнулась так резко, что Поремскому не пришлось пожалеть о своевременном предупреждении. Ворвавшийся здоровяк запросто мог бы справиться с хорошим медведем.

– Борис Борисович, этот товарищ из прокуратуры. Помоги ему разобраться с выездами по семнадцатому числу.

– Пойдемте, – раздался громкий голос.

Раскрыв журнал, грубоватый начальник отделения пробежался по списку и сделал две пометки.

– В десять ноль-ноль к гражданке Толмачевой – гипертонический приступ. Выезд в десять двадцать. В десять сорок давление нормализовалось. От госпитализации Толмачева отказалась. В двенадцать тридцать две поступил вызов: Маркизов Роман Сергеевич, двадцати двух лет. Закрытый перелом голеностопного сустава. За ним приехали родители. Помещен в травматологическое отделение госпиталя имени Бурденко, где у него отец служит начальником отделения радиоизотопной диагностики. Был еще один вызов, но мы перевозкой трупов не занимаемся и разъяснили, куда обращаться по этому поводу.

– Постойте, но разве не три автомобиля выезжали семнадцатого?

– Два, – подтвердил начальник отделения.

– Я кое-что уточню, – сказал, поднимаясь, Владимир, – а затем снова к вам обращусь, ладно?

– Валяйте, – хмыкнул Борис Борисович.

Поремский примчался назад, к проходной, и спросил у знакомого уже охранника:

– Не подскажешь, кто семнадцатого дежурил?

– Так... Я сменился, заступили дядя Коля и Степаныч. Они завтра будут.

– У кого-нибудь из них есть телефон?

– А с чего такой интерес?

– Я же говорил, в поликлинику ездил. Зашел заодно поругаться с начальником отделения помощи на дому. Понимаешь, Марь Иванна семнадцатого чуть концы не отдала. Давление сто сорок на сто восемьдесят. Они говорят, что «скорую» высылали, а тетка утверждает, что никто не приезжал. Только к Толмачевой и парню, который ногу сломал.

– Ну пойдем глянем в журнале, – предложил охранник. – Значит, «скорая» была в десять двадцать, в десять сорок и в двенадцать сорок... А это непонятно что, – напрягся он, пытаясь прочитать.

– Там написано «труповозка», – помог Поремский. – Это, по всей видимости, по душу генерала, покончившего с собой?

– Немного не врублюсь, – задумался парень. – Гляди, судя по записи, к Толмачевой приезжали дважды: «газель» и «Волга». Вот номера машин... Может, ошиблись и вместо твоей тетки дважды именно к ней приехали?

– Ладно, пойду пообщаюсь с Толмачевой.

Дом оказался настолько убог и запущен, что Владимир удивился, как он до сих пор не развалился. Вышедшая старушка, судя по внешнему виду, уже пережила инсульт. Лицо ее было асимметрично, левый глаз широко раскрыт и производил впечатление невидящего, правый же постоянно прищуривался и подмигивал.

Волоча ногу и опираясь на самодельную трость из узловатой палки, Толмачева проскрипела:

– Прошу в дом, молодой человек.

– Спасибо, я ненадолго, – ответил Поремский, не желая напрасно рисковать.

– А без чая я с вами разговаривать совсем не стану! – неожиданно твердо произнесла старушка, и