– Обойдемся собственными силами, – возразил Гордеев, берясь за ручку двери.

– Если их хватит у тебя! – бросил ему вдогонку Турецкий. И добавил, обращаясь к Вячеславу: – Мир еще не видел таких наглецов. Ну как тебе нравится? И это молодежь, которую мы с тобой так старательно выращиваем и воспитываем, а?.. Да, брат, стареем... Я подозреваю, что скоро услышу от моей Нинки: «Папаша, возьмите в буфете „чекушку“ и отправляйтесь к вашему приятелю. Вы мешаете мне вести задушевную беседу с моим сердечным другом». И знаешь, что самое паскудное?

– Ну?

– Ведь возьму и отправлюсь жаловаться тебе на то, что нет ничего нового под луной, что наступают худые времена и молодежь не хочет слушаться старших...

– Погоди, что-то подобное я уже, кажется, слышал? – напрягся Грязнов.

– Конечно, слышал! Это текст древнейшего на земле папируса, шесть тысяч лет назад или что-то около этого.

– Поразительно. А знаешь, Саня, почему тот Брусницын вел себя вчера так покорно и услужливо, только что в задницу не целовал? Он огласки испугался. Она ему сейчас совершенно не нужна. А почему? Что-то у него должно вот-вот выгореть, а при огласке может сорваться. Как ты думаешь, что именно?

– Гусь подгорит – в буквальном смысле. Станет несъедобным.

– Ну несъедобный – это смотря на чей желудок. А если вообще – мимо рта? Если возбудила дело твоя Генеральная прокуратура, то, значит, у этих прохиндеев есть там твердая опора. Неплохо бы знать, кто конкретно.

– Это как раз не проблема. Тебе ж известны отдельные наши кадры. Казанским выпестованы, мать его.

– Ишь какой ты теперь осторожный! Честь нового мундира – понятно. А когда сам в «важняках» бегал, готов был напролом.

– Брось, Славка, не будем. Никакие горки еще нашего сивку не укатали, а переть на рожон – много ума не надо. Надо сказать Юрке, чтоб родственники Гусева организовали его заявление на имя генерального прокурора, а я дам ему ход. И там видно будет. Без детального знания обстоятельств дела я и пальцем не шевельну... Слушай-ка, а это мне показалось, да? Насчет этой Ершовой? Вроде ты ее знаешь? Что она? Как?

Грязнов улыбнулся:

– Узнаю друга Саню. Она тебя больше как работник интересует или как баба? – ехидно заметил Грязнов.

– Пошевели мозгами, какой вопрос сейчас важней?

– Тогда ни на первый, ни на второй тем более не отвечу. Просто незнаком. А вот Серегу, братца ее, этого знаю. Еще у меня, в седьмом отделе, опером бегал. Звезд с неба не хватал, а так. Теперь, видишь, в УВД, в замах ходит, полковника дали. Но он, думаю, вряд ли имеет какое-нибудь отношение к этому делу. Хотя чем черт не шутит... – закончил Вячеслав Иванович.

– Ну что, разъехались? – Турецкий поднялся.

– Давай, а я Дениске сейчас перезвоню, дам руководящее указание... Да! – остановил он Александра Борисовича уже в дверях. – Ты вот чего, Саня... Когда этот прохвост доставит Иркину машину на стоянку, сразу позвони мне. А я пошлю толкового специалиста, который там же прошерстит всю машинку от и до, понимаешь? И если он отыщет хоть маленького «жучка», хоть «клопика», которого простым глазом и не видно, я этому «благотворителю» с ходу выставлю такой счет, что мало не покажется.

– Ты думаешь? – усомнился Турецкий.

– Саня, когда имеешь дело с мерзавцами, надо быть готовым решительно ко всему, – ответил Грязнов.

– Ох, Славка, и ввязались же мы, кажется...

– Что поделаешь, приходится, если не собираешься удовольствоваться одними «чекушками» да беседами на садовой лавочке... Хотя иной раз и тянет.

За срочными делами Турецкий и Грязнов не забывали о своей договоренности – попытаться разобраться сотрудникам «Глории» и Юре Гордееву в их «благородном» деле и помочь восторжествовать справедливости. Ну а вопрос наказания виновных – это уже вторично. Это – потом. Но, как случалось нередко в подобных же случаях, когда надо о чем-то срочно спросить человека, его не оказывается на месте, более того, он в командировке и вернется только на следующей неделе. А спросишь другого – засветишь свой интерес, глядишь, хуже будет. И так во всем. Дни беспощадно утекали, а новой, значительной информации не прибавлялось.

Лишь одно обстоятельство успокаивало и уберегало от поспешности и обидных ошибок. Егор Савельевич Гусев давно уже обжил свои нары и резких изменений в жизни не ожидал. В его положении не то что день-другой, а даже месяц уже особой роли не играли.

Между прочим, машинку Ирины «вежливые ребята» привезли неделю спустя на эвакуаторе обратно на стоянку. Аккуратно поставили на место и передали сторожу – для Ирины Генриховны – ключи от машины вместе с другими причиндалами. Сами на шестой этаж подниматься не стали. Ирина, собираясь выезжать, позвонила мужу. Но Александр Борисович приказал ей отойти от транспортного средства и не подходить, пока не разрешит специалист, который немедленно подъедет для осмотра авто. Ирина пригорюнилась, но ослушаться не посмела – все у этих мужиков не как у людей!

Грязнов тут же перезвонил в Экспертно-криминалистический центр и попросил о личном одолжении некоего Сережу Мордючкова, которого, кстати, знал и Турецкий. Александр Борисович однажды вместе с ним работал по весьма неприятному уголовному делу. Естественно, что и Сережа отлично помнил его. А гонорар даже и обговаривать не было смысла, ибо он не зависел ни от времени года, ни от состояния финансовой системы в стране: литр – он, как говорится, завсегда литром и остается.

Сережа приехал, облазал и обнюхал всю машину от днища до крыши и от фар до заднего номера и сказал, что все чисто. Слава богу, хоть тут ошиблись. Или, вернее, не угадали.

Ирина, присутствовавшая при проведении экспертизы, вежливо поблагодарила участников и села в свою «дэу», на которой не осталось никаких следов аварии. Возникло даже подозрение, что им попросту подсунули совершенно новую машину. Однако, найдя какие-то признаки, Ирина заявила, что машина именно ее, и ничья другая, – словом, она села, завела мотор и... укатила. Куда? А кто знает этих эмансипированных женщин, непосильным музыкально-педагогическим трудом зарабатывающих свой хлеб насущный?

Сережа, проводив умчавшуюся машину гордым орлиным взором, спрятал свой гонорар в чемоданчик криминалиста и отбыл, вежливо откланявшись.

Грязнов заметил, что он не отказался бы от легкого фуршета в честь события. А Турецкий и не мыслил иного. Тем более что следовало обсудить последние новости, например почему машину не начинили прослушкой.

Сели, «причастились», закусили, чем бог послал. Грязнов поднялся, подошел к Нинкиной двери, заглянул в ее комнату.

– А где принцесса?

– Ой, и не спрашивай, у них с матерью свои тайны.

– Значит, мы одни, – сделал точный логический вывод Грязнов, – и можем говорить открытым текстом.

– Так точно, мой генерал.

– Виделся с Ванькой Куницким, – сообщил Вячеслав. – Ну из УВД ЮВАО. Спрашиваю, между делом, как, мол, там твой зам? В том плане, что он у меня работал, а теперь у него. «Да так, – отвечает, – себе на уме». Я жду продолжения. Говорит: «Если кого окучить, лучше специалиста нет». Я его про примеры, а он так, неохотно, конечно, кто ж захочет себя подставлять, даже косвенным образом? «Всего, – говорит, – хватает». Ну и ушли от темы. Но теперь уже он не отстает, будто почуял что. «А зачем тебе?» – спрашивает. Я – ему: «Ваня, ты меня что, первый год знаешь? Интерес имею. Но не тот, что ты думаешь. Ты, – говорю, – ершовскую сестрицу знаешь? Из Следственного комитета?» Саня, сядь, не стой, а то упадешь.

Турецкий, который поднялся к холодильнику, чтобы достать сыр, присел, с интересом глядя на Грязнова.