в приемную Меркулова.

— Там, у Кости, короткое совещание, — встретил его Грязнов, который, стоя у окна, разговаривал с Владимиром Поремским, старшим следователем Генеральной прокуратуры, с которым обычно работал Александр Борисович. — Сейчас он закончит, и мы зайдем.

— Привет, Володя. — Турецкий пожал руку Поремскому — высокому блондину, который, по уверениям Константина Дмитриевича Меркулова, очень напоминал Саню Турецкого в молодости, а потом шлепнул ладонью по ладони Грязнова. — С тобой виделись.

— Не виделись, а разговаривали, — поправил тот. — Так не хочешь узнать, что за чепэ?

— Естественно, но только после того, как поцелую ручку Клавдии Сергеевне. — И Турецкий обернулся к секретарше Меркулова. — Клавдия, ну просто нет слов! — Это было сказано по поводу ее открытой по- летнему кофточки и наличию небольшого бирюзового кулончика, утопавшего в вырезе высокой груди. Этот красивый кулончик, кстати, вместе с серьгами, он когда-то сам ей и подарил, купил в нью-йоркском аэропорту, перед посадкой в самолет.

Клавдия Сергеевна зарделась, но Турецкий, сделав комплимент, уже отвернулся.

— Итак, ребята, я готов вас выслушать. Что случилось?

— Не упадешь в обморок? — серьезно спросил Грязнов, а Поремский усмехнулся.

— Я не барышня. Слушаю.

— Час назад, — Грязнов посмотрел на свои ручные часы, — был убит президент «Межстратегбанка».

— Ну и что? — спокойно спросил Турецкий. — У нас нередко гибнут большие люди. Часто даже беспричинно на первый взгляд — так это кое-кому представляется.

Грязнов посмотрел непонимающе. Поремский тонко улыбнулся, точнее, сделал попытку улыбнуться, но тут же скромно поджал губы.

— Ты бы хоть спросил, кто он, — с досадой махнул рукой Грязнов.

— Хорошо, кто он, Слава?

— Да в том-то и дело, что ничего хорошего! — с чувством воскликнул Вячеслав. — Это Роман Николаевич Воронов, бывший директор ФСБ, ты понял?

— Воронов? — почти по складам повторил фамилию Турецкий. — Славка, ты только не говори мне, что стрелял в него высокий человек в сером плаще по кличке Рэм и бывший генерал что-то такое выкрикнул перед смертью!

— Никто в него не стрелял, — ответил Грязнов и нахально показал дулю вылупившемуся на них Поремскому. — Чего удивляешься, Владимир Дмитрич? Тут, брат, тонкая политика. А его, Саня, взорвали в собственном «мерседесе». Погибли он и шофер. И никто ничего не видел. Прямо возле подъезда его офиса.

— Как Фишку сделали, да? Ну я имею в виду того Фиштейна, про которого нам вчера Небылицын рассказывал, помнишь?

— Помню. Мне эта ассоциация тоже сразу пришла на ум.

— Что еще известно?

— Узнаем у Кости. Там была паника, бесконечные звонки сверху, генеральный с ним совещался. В общем, как я понимаю, нас ждут-с…

— И зря. Наш труп к этому трупу если и имеет какое отношение, то разве что по прошлой служебной принадлежности. Кто там сейчас? И давно ли произошло?

— Сейчас там работает дежурная бригада Центрального округа. А произошло ровно в два часа дня на улице Бахрушина, это рядом с Зацепским Валом. Остальные подробности — письмом.

— Ну а Володьку зачем позвали? — Турецкий кивнул на Поремского. — Для массовки? — Турецкий обернулся к секретарше. — Клавдия, ты в курсе?

— Ты о чем, Сашенька? — спросила она таким проникновенным голосом, что Поремский с Грязновым дружно и нагло расхохотались, но тут же умерили свой смех, потому что дверь кабинета Меркулова отворилась, и оттуда стали выходить незнакомые им люди.

Их провожал сам Меркулов, который, вероятно, слышал дружный, молодецкий смех в своей приемной и отнесся к нему в высшей степени неодобрительно. Это было заметно по хмурому выражению его лица. Попрощавшись кивком с выходящими, он оглядел «славную троицу» и нетерпеливо качнул головой:

— Заходите! — И когда все вошли и расселись вдоль стола для общих заседаний, он сел напротив и строго спросил: — Вы чего это ржачки там устроили? Нашли время, честное слово. У меня ж тут люди сидели, всякие претензии высказывали. Мне перед ними неудобно.

— А что за люди, Костя? — непосредственно спросил Турецкий.

— Да так, — отмахнулся Меркулов. — Делать им всем нечего! Есть арбитражный суд, вот пусть туда и топают! Так нет, им обязательно Генеральную подавай. Прохиндеи!

— Не горюй, Костя, будет хуже, — с пониманием дела вставил Турецкий. — Я вот ехал, пока меня Славка не отловил, и все думал: на хрена малым детям какие-то экзамены? Они что, школу уже закончили? Шибко грамотными стали? Так нет же! А им, видишь ли, предоставляется право выбирать! Чего выбирать, если они сами еще ни черта не знают? Абсурд, Костя! — Турецкий для убедительности даже потряс руками перед собой, но, заметив ухмылку Грязнова, замолчал. — А, ладно, все равно сделанного не исправишь! Так за что, говоришь, очередного генерала уделали?

— А вот это, друг ты мой сердечный, и предстоит выяснить, — ласково ответил Меркулов.

— Мне?! Опять на мою шею?! Костя, у меня теперь что, узкая специализация по бывшим генералам ФСБ? Нет, ты объясни, объясни, чтоб я понял!

— Не шуми, — обрезал его Меркулов и тоже спрятал улыбку. — Дело поручено не тебе, а Владимиру. — Он кивнул на Поремского. — Об этом мы уже говорили с генеральным прокурором. Кудрявцев попросил меня лично переговорить с тобой, поскольку в твоих руках сейчас расследование похожего дела — и по фигурантам, и по качеству исполнения. А я хотел бы, чтобы ты отбросил свои капризы и помог товарищу на первых порах. Ты же в курсе всех событий, в которых оба фигуранта были замешаны? В курсе. Так за чем же дело?

— Значит, не я веду расследование? — с облегчением спросил Турецкий.

— Повторяю, не ты, а Владимир. И в его распоряжение поступает та бригада, которая работает в настоящее время на месте происшествия. Но… — Костя сделал многозначительную паузу. — У меня лично есть подозрение, что на каком-то этапе — впрочем, вы сами, ребятки, определите на каком, — возможно, эти дела придется объединить в едином производстве. Спросите: почему? А я и сам еще не знаю. Но мне известно, что та троица, я имею в виду Воронова, Порубова и еще Короткова, выглядела в свое время неким триумвиратом, и следы их прошлой деятельности, не исключено, простерлись и в настоящее время, оттого и такое резкое решение вопросов с ними. Двоих, как вы видите, уже нет, остался третий, Коротков. Правда, Николай Алексеевич высоких должностей в финансовых кругах не занимает, он больше политикой пробавляется, в Думу, слышал, рвется да мемуары пописывает. Может, его и не коснется десница мстителя какого-нибудь. А может… Кто скажет, что может случиться?

— И ты думаешь, Костя, — сказал Турецкий, — что этот Коротков, знакомый со всеми интригами кремлевского двора, будет сидеть и ждать, когда его либо пристрелят, либо взорвут?

— Я не знаю, что предпримет последний участник триумвирата, но я бы на месте следователя, который будет заниматься делом Воронова, обязательно встретился бы с Николаем Алексеевичем и откровенно побеседовал с ним. Пока еще имеется такая возможность.

— Ты думаешь, что вопросы у них — я имею в виду стрелков и бомбистов — решаются так скоро? — снова встрял Турецкий.

— Я, Саня, ничего не думаю. Но ты, со своим опытом расследования дела по генералу Порубову, мог бы оказать помощь своему младшему коллеге.

— Да что вы, Константин Дмитриевич! — запротестовал Поремский. — У Александра Борисовича и так дел по горло. Если у меня будут вопросы или сомнения, я всегда ведь могу к нему обратиться. А так — зачем же отрывать-то?

— Ничего, оторвется. Но, во всяком случае, с материалами предварительного следствия по этому новому делу, Саня, я очень, просто по-товарищески, прошу тебя ознакомиться. Не исключаю, что возникнут какие-то аналогии. А вот поможет тебе это или нет, не знаю. Но меня не оставляет ощущение, что эти дела