где-то могут быть связаны между собой. Вот и все, что я хотел сказать. Желаю вам успеха, друзья, информируйте постоянно. Все свободны.

— Заметили? Что-то необычное, — сказал Турецкий, когда они втроем покинули приемную заместителя генерального прокурора.

— Что ты имеешь в виду? — спросил насупленный Грязнов, который никакого оптимизма не выказывал.

— Успеха пожелал. Да в такой манере, будто сам не очень верит в него.

— Это тебе показалось, Александр Борисович, — сказал Поремский.

— Не показалось, я давно, между прочим, Костю знаю. Ты с нами, Славка?

— Нет, у меня собственных забот хватает, надо кое-кого из своих поднапрячь, а то мышей не ловят. Одна мысль появилась, но… потом поговорим. Давай завтра.

— То есть как — завтра? — изумился Турецкий. — Нет уж, ты додумай свою мысль до конца и потом расскажи мне, а мы с Володькой махнем сейчас на Зацепу, посмотрим, что там и как. А позже созвонимся. Ты на вечер ничего не планируй, я заскочу.

— Да? — с сомнением протянул Грязнов.

Вообще-то у него уже появились свои планы. Недавно звонила одна вдова и, походя поинтересовавшись, как у Вячеслава Ивановича продвигается очередное расследование, вдруг сообщила, что у нее снова побаливают шейные позвонки, и вот если бы она могла рассчитывать на легкий массаж, то наверняка состояние ее многократно улучшилось бы. Грязнов, естественно, понял столь прозрачный намек.

Договорились увидеться возле станции метро «Фили», куда Грязнов собирался подъехать на своей машине.

И теперь Санина уверенность в том, что он проведет сегодняшний вечер с другом, Грязнову очень не понравилась. Не в том смысле, что присутствие Татьяны помешало бы им поболтать и распить бутылочку, а потому что Вячеславу пока не хотелось бы никого, даже Турецкого, посвящать в свои интимные дела, которые возникли так неожиданно и вовсе не отягощали пока его занятую решением государственных проблем голову.

— Ты сказал так, будто у тебя появились уже собственные планы? — удивленно поднял бровь Турецкий.

— Это может стать известно чуть позже, — ушел от прямого ответа Вячеслав Иванович.

— Ах так? Ну понятно. А я, между прочим, могу выпить бутылочку хорошего коньяка и вместе с Иркой.

— Я думаю, ты правильно поступишь, Саня, — с улыбкой поощрил друга Грязнов. — Семья — это все- таки святое.

— Какая ты ханжа, Грязнов! Ладно, гуляй без меня. Поедем, Володя, — обернулся он к смеющемуся Поремскому. — И это друг называется! «Нас на бабу променя-ал!» — затянул он дурным голосом, и на них стали оборачиваться люди в коридоре. — Ладно, шутка. Я не стану тебе звонить и отвлекать. Завтра встретимся и все обсудим. Ты только следи за этим…

— За чем? — нахмурился Грязнов, уже определенно ожидавший какую-нибудь гадость от друга.

— За сердчишком, чудила, за ним! — Турецкий похлопал себя по левой стороне груди. — Ты уже не молод, — добавил он и, увидев любопытный взгляд Поремского, тронул того за плечо: — Иди к машине, Володька, я тебя догоню. — А когда тот отошел к лестнице, ведущей к выходу, сказал Вячеславу почти на ухо: — Вдовицы, Славка, народ решительный и неутомимый, да ты и сам знаешь.

— С чего ты взял? — опешил Грязнов.

— А я глаза твои помню, когда ты с допроса вернулся. Неужели, думаю, не получилось? Мне ведь известно уже, что она хоть и в возрасте, но еще — в полном порядке. Я даже фотографии видел, правда, на похоронах. Ты у Климова попроси, он там втихаря нащелкал провожающих. Воронова, кстати, тоже. Не исключаю, что последний снимок в его жизни. А касаемо вдовицы, вижу теперь — у вас все в порядке. Валяй, я без претензий, мне и с Иркой выпить неплохо.

2

Старший охранник Игорь Свиридов дежурил у мониторов видеокамер, установленных вдоль фасада здания банка, расположенного в старинном доме на улице Бахрушина, неподалеку от Павелецкого вокзала. На самом деле дом только казался старинным, поскольку от того здания, которое здесь стояло прежде, остался лишь один, сильно подновленный и отреставрированный, как теперь это стало модно у богачей, скупавших московскую недвижимость, фасад. А начинка была вся новой и современной.

«Взгляд» камер слежения охватывал улицу на довольно значительном пространстве, собственно подъезд Межстратегбанка и небольшую автомобильную стоянку перед ним, на которой умещалось не более пяти автомобилей. Один из них — большой синий бронированный «мерседес» — принадлежал президенту банка Роману Николаевичу Воронову. Остальные автомобили устраивались кое-как, вдоль неширокой улицы, с обеих ее сторон, заезжая правыми колесами на тротуары, тесня таким образом вечно недовольных этим положением прохожих. Вот, собственно, за ними и нужен был глаз да глаз. Могли и мелко отомстить, поцарапав нарочно корпус машины гвоздем, и бранное слово изобразить, чтобы выразить тем самым свою «классовую ненависть» к сильным мира сего. Могли даже и бутылку в лобовое стекло швырнуть, и камень — бывали такие случаи. Население-то в районе далеко не элитное, больше простое, рабочее, впрочем, всякая публика проживает, да и вокзал как-никак рядом, а значит, и приезжих из глубинок российских много.

Конечно, меньше всего Свиридов держал в голове именно эти причины, заставлявшие и его самого, и его товарищей, сменяющих его на фактически круглосуточном дежурстве, быть постоянно предельно внимательными и стараться не отвлекаться ни на миг от нескольких экранов, на которых проходила перед ними вся городская жизнь. Того требовали обычные, стандартные условия безопасности. А жизнь, как сказано, текла мимо, и от этого равномерного ее потока частенько на дежурстве клонило в сон.

Перед зданием банка, как правило, циркулировал взад-вперед еще один охранник в форме и с шевронами частного охранного агентства «Феникс», которое принадлежало также банку. Другими словами, можно было с уверенностью сказать, что само здание и все пространство улицы перед ним, а также со стороны служебного двора тщательно и постоянно охранялось. Камеры вели записи, их просматривал дежурный, после чего те из них, что не представляли для него оперативного интереса, то бишь абсолютное их большинство, он стирал.

Итак, Игорь сидел, переводя полусонные глаза с экрана на экран, и собирался позвать из соседней комнаты напарника, который отдыхал там, чтобы дать и своим глазам передышку, когда сзади него появилась симпатичная молодая женщина в короткой юбке, обтягивающей ее сильные, крепкие ляжки. Это была Анька из буфета, расположенного в полуподвальном помещении, как раз под комнатами охраны. Оттуда, носом чуял Игорь, доносились до него соблазнительные запахи пирогов — уж их-то запросто мог отличить Свиридов от всех иных, щедрая Анька нередко баловала охранников свежей выпечкой. Особенно удавались у них там пирожки с капустой и рубленым яйцом. А закусь какая! Ну а уж Игорь, в свою очередь, будучи человеком молодым и семьей и прочими обязанностями не обремененным, тоже старался быть ей благодарным, не на дежурстве, конечно, а после, когда Анька отправлялась домой, вызывающе постукивая каблучками. Ох и отрывались же они в ее комнате! Вся старая коммунальная квартира, бывший этаж общежития, только что ходуном не ходила, а бабки — вечные жительницы до сих пор не расселенных этих последних коммуналок — кидались врассыпную, словно тараканы по своим каморкам, от Анькиной двери, когда Игорь выходил, бывало, в общий туалет, который находился в конце недлинного коридора.

Одним словом, как можно было понять, отношения у молодых людей были достаточно близкими, если не сказать тесными. Поэтому Свиридову и в голову не могла прийти мысль о какой-то непредвиденной неприятности, когда где-то в районе двух часов дня — как раз у банковских служащих был скользящий обеденный перерыв — Анна Терехова с миской источающих горячий дух капустных пирожков в руках вошла в комнату охраны. Дремавший на койке напарник Борис Добров приоткрыл один глаз, ловко стянул из миски пирожок, зачавкал им и с ухмылкой кивнул буфетчице на соседнее помещение. Мол, там твой Игорек. Аня вошла к Игорю, уставившемуся, словно баран на новые ворота, на десяток экранов, на которых что-то постоянно двигалось.

Он обернулся, увидел Аньку и левой рукой ловко подхватил ее за талию. Буфетчица вывернулась,