исследования по современной истории, я очень увлекся этой наукой. Через много лет я стал заниматься ею профессионально.
иктор же привил мне любовь к изучению иностранных языков. Шла еликая Отечественная война, и потому мы с особым тщанием штудировали немецкий. К концу обучения в школе я читал в подлиннике 'Так говорил Заратустра' Ницше.
1947 г. голод в семье был нестерпимым. Я готовился к выпускным экзаменам и не мог надолго уезжать из дома. Жили только тем, что получали по карточкам. Учителя из школы тайком собрали в складчину деньги и купили мне абонемент на получение горячих обедов в школьной столовой. Сейчас, с высоты прожитых лет, я понимаю, что они просто совершили подвиг - ведь у каждого из них были семьи, и эти деньги для меня изымались из скромных семейных средств. Но возможно, что эта поддержка спасла мне жизнь.
Окончив школу с золотой медалью, я качался от истощения - и от счастья! Я твердо решил: буду поступать в вуз.
Я спросила у Николая Сергеевича, как для дальнейшего обучения был выбран МГИМО, не самый популярный тогда среди абитуриентов институт.
- Я склонялся к тому, чтобы подать документы на юридический факультет МГУ. Но иктор стал убеждать меня поступать вместе в МГИМО. Подготовив два заявления для подачи документов, я приехал в Москву. Первый же милиционер объяснил мне, что гораздо проще и дешевле от вокзала добраться до МГИМО, и мой выбор был сделан.
Экзамен по немецкому сдал легко. Для специализации выбрал испанский язык - все мы еще помнили республиканские события в Испании. И был зачислен в институт.
Студенческая жизнь Николая Леонова не была особенно веселой. Отпрыски высокопоставленных руководителей, заранее знавшие, как будет складываться их карьера, не очень сближались с ним, все пять лет носившим отцовский мундир железнодорожника - другого костюма просто не было. Привыкший со школьной скамьи с ответственностью исполнять работу, он и в институте не отступал от своих принципов. Трудолюбивого, талантливого юношу заметили 'наверху', и уже перед последней сессией он получил предварительное распределение в МИД, куда и направили его личное дело. Он был не только отличником, но и активным комсоргом академической группы.
А затем произошли события, коренным образом изменившие его перспективы.
Одна из студенток, дочка ответработника, написала заявление о том, что пятеро студентов, готовившихся к экзамену в институтской аудитории, якобы хотели ее изнасиловать. Мать девушки отправила письмо министру иностранных дел А. Я. ышинскому, требуя расправы над 'насильниками'. се сту-
денты группы, в которой учился Леонов, знали, что это просто месть за отказ дать однокурснице рекомендацию в партию. Но репрессивный аппарат заработал: всех пятерых лишили направлений на работу, а среди них было три ветерана Отечественной войны и парторг группы. У всех были семьи.
Николай, хорошо знавший всех участников этой драмы, был комсоргом. А еще он был светлым и искренним советским парнем. Его вера в обязательное торжество справедливости и в личную обязанность приходить на помощь всем, кто в ней нуждается, не позволили ему остаться безучастным. Он подготовил письмо на имя А. Я. ышинского, в котором изложил истинную подоплеку и обстоятельства этого 'дела' и просил отменить карательные меры против несправедливо обвиненных сокурсников.
Письмо подписали все члены группы, кроме одного.
Спустя несколько дней за Леоновым прибыл чиновник в черной министерской машине и немедленно доставил его прямо в кабинет министра. Осмотрев щуплого молодого человека в лыжном костюме, министр устроил разнос. Он кричал, что если подтвердятся факты, изложенные в жалобе матери обиженной студентки, то все обвиняемые пойдут под суд, а все, подписавшие письмо в их защиту, и прежде всего комсорг, как организатор этой защиты, будут нести партийную ответственность. Кроме того, будет рассмотрен вопрос о целесообразности их обучения в МГИМО.
Назавтра Леонов был снят с поста комсорга, получил строгий выговор. Пятеро облыжно обвиненных студентов были исключены из партии. Они пытались оправдаться, но их обращение в райком партии привело к еще одной публичной порке. Заявление в горком - и те же результаты.
Отчаянию не было предела - совсем немного оставалось до экзаменов, а вопрос о допуске к ним оставался открытым!
Последней надеждой было письмо в комиссию партийного контроля. На рассмотрение их вопроса они не были допущены. Но решение комиссии было невероятным: 'се партийные наказания отменить как необоснованные'.
А. Я. ышинский покарал их по-своему: всем было отказано в зачислении в аппарат МИДа. Леонова, отличника учебы, направили на самую унизительную работу - в Издательство литературы на иностранных языках практикантом контрольного редактора…
Справиться с ополчившейся властью любого уровня не каждому под силу, ведь защищающая самое себя власть становится монолитной. Но он не был сломлен.
Работа в издательстве, между тем, принесла неожиданные плоды. Сотрудниками Леонова в большинстве своем были повзрослевшие дети испанцев, переехавших в СССР в тридцатые годы. Между собой они говорили по-испански. И выученный в институте язык совершенно естественным образом стал живым и привычным.
Через некоторое время высокий уровень владения испанским был оценен руководством издательства, которому было поручено формирование группы наиболее перспективных работников для совершенствования лингвистического опыта за границей. Николай был направлен в Мексику (с Испанией не было дипломатических отношений) в качестве стажера советского посольства с посещением занятий на филологическом факультете университета. Таким образом его готовили к дальнейшей работе в качестве переводчика для межправительственных переговоров.
Итак, в апреле 1953 г. он отправился в дальнюю дорогу - в Мексику. Из Москвы до Генуи по железной дороге, а из Генуи до еракруса - морем. Леонов был просто счастлив - ему предстояло повидать полмира и получить столько новых впечатлений! Он, никогда не видевший моря, пересечет океан!
На корабле 'Андреа Гритти' состоялось его знакомство с кубинским юношей Раулем Кастро. Почти три недели в ограниченном пространстве, среди безбрежной водной стихии - обстановка располагала молодых людей к интенсивному общению: они были молоды, и их объединял испанский язык. Расставаясь в кубинском порту, они не предполагали, что когда-либо встретятся вновь.
… Мексике из газет Леонов узнал, что его попутчик, Рауль Кастро, находится в тюрьме на острове Пинос за участие в штурме казарм Монкадо. Через несколько лет через прессу и информацию по радио стало известно, что Рауль и Фидель Кастро и еще несколько их единомышленников высланы
в Мексику. 1956 году совершенно случайно Николай и Рауль вновь встретились - на этот раз на жаркой улице.
Дорожное знакомство переросло в теплую дружбу, пронесенную через десятилетия в наши дни. Некоторое время спустя Рауль познакомил Леонова с Че Геварой. Николай Сергеевич вспоминает, что был просто потрясен общением и дружбой с Раулем и Че - они были молоды, но все их помыслы были устремлены на борьбу с диктатурой Батисты. Для них не существовало никакого другого пути, кроме революции, и лозунг 'Родина или смерть' был для них формулой жизни.
Однажды утром на первой полосе газеты 'Эксельсиор' Леонов увидел крупный заголовок 'Арест кубинских заговорщиков' и узнал, что агенты Батисты выследили Фиделя и часть его группы и правительство Кубы потребовало от мексиканцев принять меры по предотвращению подрывной деятельности. о время обыска на квартире Че Гевары полиция обнаружила визитную карточку Леонова. Сразу же возникла желанная версия о 'руке Москвы'. Так он оказался 'связанным с путчистами' и с окончательным штампом на биографии 'не годен к несению дипломатической службы' по решению посла был вскоре откомандирован на Родину.
Блестящее образование, полученное на родине и за рубежом, оказалось никому не нужным. Снова началась рутинная работа в Издательстве литературы на иностранных языках. 1958 году он поступил в заочную аспирантуру Института истории Академии наук по курсу истории Латинской Америки. Какую-то яркую нотку привносила активная комсомольская работа - он был членом райкома комсомола. Но в душе он
