Знакомый сад неузнаваем был, Теперь он первозданным раем был, А в том раю — другой прекрасный рай, — Не раем, а кумиром называй, Да нет же: светоносною зарей, Видением, парящим над землей! Красива, обольстительна она, Игрива и пленительна она. Чернеют косы мускусом волос: Китайский мускус караван привез. Нет, мускусом груженный караван В иремский сад пришел из дольних стран. Ее густые локоны легки: То ночь свои расставила силки. А на щеках — шиповник и тюльпан. Увидев их, любовник будет пьян. Ее глаза, коль приглядимся к ним, С китайскими джейранами сравним. Даст мускус нам джейрана железа: Две капли мускуса — ее глаза. А родинка? То капля возле рта Нечаянно джейраном пролита! Ее лицо — прелестнее цветка, А губы — два пунцовых лепестка. Нектара полон каждый лепесток, Живой водою стал медвяный сок: Мертвец, его отведав, оживет! И так укрыт между губами рот, Что ты невольно вскрикнешь, изумлен: «Рубин желанных губ не просверлен!» Он для речей раскроется едва — Жемчужины рассыплет, не слова. Рубин, — а жемчуга рассыплет он? Сок жизни, — кем же будет выпит он? Жемчужная зубов белеет нить. Как нам в рубин жемчужины вместить? Но зубы все ж подобны жемчугам, В живой воде подобны пузырькам! Сошлись две брови: взорам предстает Языческого храма низкий свод. А где глаза? В кумирню мы войдем, Двух пьяных, двух неверных мы найдем, А побежим, раскаявшись, в мечеть, — На своды будем набожно глядеть! Смотри: продеты в мочки жемчуга. Звездой сверкает каждая серьга: Они расстались, чтобы мир познать, Но сочетались, чтобы соблазнять. Ты райским древом стан ее зови. А что его основа? Дух любви!
