Сотник Зеленский смахнул веником грязь с сапог и толкнул дверь. Палий, Семашко и Федосья обернулись к двери, только глухой дед продолжал есть.

— Хлеб-соль, — сказал Зеленский и остановился у порога, посмотрев на чисто вымытый пол, застеленный ковром, и на свои сапоги, с которых уже натекла лужица.

— Проходи, проходи, жинка вытрет. Что, очень плохая дорога?

— Развезло так, что ни дорогой, ни полем не проехать. Столько снегу враз стаяло, — где лужа была, там теперь целое озеро. А посмотрели бы, что на Днепре делается!

— Садись обедать, — полковник чуть подвинулся, освобождая место рядом.

— Потом поем. Тут, батько, три сотни со мной с Левобережья. Мы их уже под самым городом догнали. Ты выйди к ним, они на улице ждут. Люди устали — дорога трудная, а тут еще через Днепр в такую погоду пришлось переправляться.

Палий надел шапку, накинул на плечи кожух и вышел из хаты. На улице стояли три конные сотни.

Часть казаков оставалась в седлах, другие сошли с облепленных грязью коней и, держа в руках поводья, негромко беседовали. У ворот стояли три сотника. Один из них, увидев Палия, по привычке поднял было руку к шапке, но тут же смущенно опустил ее. Казаки замолчали, все взоры обратились к Палию.

— С чем бог послал? — здороваясь с сотниками за руку, спросил полковник.

— Мы из Прилуцкого полка, вот, значит… — начал было один сотник.

— Да что там долго говорить, — перебил другой, — пришли к тебе, пан полковник. Говори сразу: примешь или нет?

— Отчего ж не принять? Коли с добрыми намерениями — примем.

— Мы тебе скажем всю правду. Пришли мы, как есть, вот разве только ложка у иных за голенищем. Сейчас весна, голод у нас…

— Ничего, харч у нас найдется. Да и вы, я думаю, не захотите сидеть без дела.

— А чего ж, мы своему полковнику все делали, всю землю обрабатывали, — послышался голос из ближней сотни.

Палий подошел к казакам.

— Нет, мне делать ничего не нужно, — сказал он улыбаясь, — у меня и земли своей нет. Земля у нас общая. На себя, хлопцы, работать будете. Мы урожай в одну камору ссыпаем. Только то не моя камора, а полковая, Андрей, пошли кого-нибудь за Корнеем.

Поговорив еще с несколькими казаками, Палий возвратился к воротам, где уже стоял Кодацкий.

— Размести их, Корней, на эту ночь. Проследи, чтоб покормили людей и коней. А завтра, — обратился он к сотникам, — приходите, посоветуемся, где вам осесть, в какую волость лучше поехать. — И обернувшись к Зеленскому: — Ну, пойдем обедать.

После обеда Палий ввел Зеленского во вторую комнату и плотно прикрыл за собой дверь.

— Где они? Давай. Я эти дни куска спокойно не мог проглотить, с тех пор как узнал от Тимка, что письма Мазепы в Москву перехвачены ляхами.

— Нет писем.

— Как нет? Удрали ляхи с ними?

— Удрать не удрали, а писем нет. В Днепре плавают вместе с ляхами. Они в лодке переправлялись, и не утром, как мы думали, а вечером. Засели мы в корчагах, видим, плывут; только за середину перевалили, ни с того ни с сего лодку пониже повернули и к голому берегу правят. Ладно, думаем, ну их к лешему, на берегу схватим. Смотрим: из гая человек пять выехало и прямо к ним. Тут я забеспокоился: те уже к берегу подплывают, а эти из лесу — им навстречу. Видать, хорошо у них все было налажено. Тогда мы стрелять стали по лодке, после второго залпа в ней никого не осталось и сама она перевернулась. Вот и все.

— Все утонули?

— Все. Хоть и выплывут через несколько дней, все равно от писем одна каша останется.

— А как же те, что из лесу выехали?

— На нас бросились, да пока через корчаги продирались, мы уже мушкеты успели зарядить. Только один удрал.

Зеленский умолк. Молчал и Палий, постукивая ногтем по подоконнику. Глубокие морщины пролегли на его высоком лбу.

— Ты уверен, что это были они и что письма при них? Упаси бог, если дойдут они до королевского двора и там дознаются про нашу корреспонденцию с Москвою. Не миновать нам тогда посполитого рушения. Сейчас им не до того, — сильно между собой грызутся. А если письма к ним попадут, тогда все забудут и двинутся на нас. Да и самому царю придется против нас войско посылать. Ведь у Москвы договор с королем…

— Точно знаю, что они. Я их в Батурине хорошо заприметил. Один из них мне даже милостыню подал. Он там купцом прикидывался, а я — калекой. Да мне и прикидываться не надо, — горько улыбнулся Зеленский, проведя рукой по своему шраму.

— На Левобережье что нового?

— Ничего. Только неурожай там был. Селяне хлеб с половой и листьями едят. Если какая-нибудь осьмушка жита на базаре появится, так чуть не до драки доходит. Богатей цену нагоняют, — придерживают, черти, хлебушко. Грабежи почти на всех дорогах. На Чёрниговщине какой-то Кураковский целый полк собрал и повел на Полесье.

— Шляхтич?

— Волк, а овцой прикидывается. Не на службу ли к королю повел их?

— Завернем? Сотни хватит, чтоб их к нам привести?

— Думаю, хватит. Ведь посполитым только слово скажи. Давай я со своей сотней поеду?

— Пусть Часнык едет или Танский.

— Гляди, и он здесь? Когда же успел?

— Пришел с сотней неделю назад. Добрых хлопцев привел.

— Что-то не больно он по душе мне, хоть и зять твой.

— Чего так?

— Какой-то он такой… как бы тебе сказать: шляхтовитый очень. Недаром говорят: пока бедует, дотоль и о правде толкует, а как сам в паны попал, все с казаков содрал. Не очень он любит простого казака. В сотне порядок завел, как в польских войсках: чуть что — в морду.

— Ты зря про него так думаешь. А у меня сейчас одна забота: порядок навести среди тех, кто идет с левого берега. Напади сейчас ляхи, — с таким войском, пожалуй, не отобьешься. Надо всем оружие дать, расписать по сотням — пусть тогда сунутся ляхи… Ах ты, увидел уже, думаешь, дам что-нибудь? Дудки, — вдруг ласково заговорил полковник, выглянул в окно и, перегнувшись, потрепал рукой потянувшуюся к нему конскую морду. Конь терся о руку хозяина. Палий ущипнул его легонько за ухо. — Ишь, хитрющий, ты смотри, как подлизывается. Ну, да на уж тебе, возьми.

Зеленский улыбнулся своей суровой улыбкой, увидев, что полковник дает коню ломоть хлеба, намазанного медом.

Палий отошел от окна.

— А почему про сотника Папугу не спрашиваешь? — сказал он.

— Почему ты думаешь, что я о нем спросить собираюсь?

— По глазам вижу. Уже не один мимоходом намекал. А послушал бы, что промеж себя говорят!

— Знаю, говорят разное. Не верит никто, что ты с ляхами договариваешься. Все мы, Семен, тебе верим, ты знаешь это.

— Вчера выборные из сотен приходили.

— Слыхал и про это краем уха, говорят даже, что Цвиль с пьяных глаз грозил тебе.

— Да, грозил. При всем народе оказал: «Нехорошо поступаешь, Палий: на две стороны служить думаешь. Знаешь, какой конец таким службам бывает?»

— Он верно говорил. Знаю, что ты хитришь. Однако так и до беды дохитриться можно.

Зеленский поднялся со скамьи. Палий легонько взял его за плечи:

— Сядь, выслушай все по порядку. Неужто я совсем разум потерял, что к королю в ярмо лезу? Думаешь, я от своего замысла отказался? Нет. В Москву наши пути стелются. Да что делать? Полесская и