– Все понятно! – проговорил он. – Я с самого начала думал, что это будет нелегко, поэтому ваш ответ меня не особенно удивил. Меня вообще трудно удивить. Я вас понимаю, и хорошо, что разговор у нас вышел откровенный, без уверток, просто «да» или «нет». Чем проще, тем понятнее. А то, знаете, как бывает: так с ответом закрутят, что и не поймешь – то ли белое, то ли черное. А я кто? Голубь почтовый. Язык сломаешь, пока объяснишь, о чем разговор-то был. Сколько хочешь таких случаев! Я не жалуюсь, но разве можно человеку каждый день загадки загадывать? Такая работа во вред здоровью, скажу я вам. Не заметишь, как станешь занудой от такой жизни. Понимаете, Окада-сан? Подозрительным делаешься, во всем видишь подвох, перестаешь верить в простые и понятные вещи. Страшное дело! Уж поверьте.
Ладно, Окада-сан. Значит, я передам сэнсэю ваш четкий и ясный ответ. Но вы не думайте, что разговор на этом закончен. Если вы, например, пожелаете с этим делом покончить, все не так просто. Очень может быть, что я опять к вам наведаюсь. Извините, что вам приходится иметь дело с таким замызганным, несимпатичным типом, но я советую вам попытаться хоть немного привыкнуть к факту моего существования. Лично против вас я ничего не имею, Окада-сан. Право слово! Но так легко вы от меня не отделаетесь, нравится вам это или нет. Вам мой совет странным может показаться, но попытайтесь с этим смириться. Зато я не буду больше нахально залезать к вам в дом. Верно вы говорите: разве так можно? Ай-ай-ай! Я на коленях должен у вас прощения просить. Но в этот раз по-другому никак нельзя было, поймите. Не подумайте только, что я всегда по-хамски себя веду. Внешность обманчива – я самый обыкновенный человек. В следующий раз, как и все, буду сначала звонить. Договорились? Два звонка, кладу трубку, потом еще – дзинь! дзинь! Вы сразу поймете, что это я. Подумаете: «Опять этот глупый Усикава!» – и возьмете трубку. Только обязательно берите, а то мне опять придется явиться сюда без спроса. Мне лично этого делать не хочется, но я же на зарплате – хочешь не хочешь, а надо хвостом вилять. Скажут «давай!» – я из кожи должен вылезти, но сделать. Понимаете?
Я не ответил. Усикава раздавил окурок в банке от кошачьих консервов и, точно вдруг что-то вспомнив, посмотрел на часы.
– Бог ты мой, поздно-то как! Вы уж меня извините – залез в чужой дом без разрешения, заговорил вас совсем да еще пива напился. Прошу прощения. Я уже говорил: у меня-то дома никого, поэтому когда выпадет случай с кем-нибудь пообщаться, меня не остановишь. Печальный факт! Знаете что, Окада-сан? Одному жить слишком долго не годится. Как это говорят? «Человек – не остров в океане…» [56] Грех, в общем, от людей прятаться.
Стряхивая с колен несуществующие соринки, Усикава медленно поднялся.
– Не провожайте. Уж коли один сюда пришел, один и уйду. Дверь закрою. Может, я не вовремя со своими советами, но… Есть на свете вещи, о которых лучше не знать. А люди почему-то ими только и интересуются. Странно! Все это общие слова, конечно… Интересно, когда мы теперь с вами увидимся? Буду рад, если к тому времени все изменится к лучшему. Спокойной ночи!
Дождь тихо шел всю ночь и перестал только под утро, как стало светать. Но нелепый коротышка еще долго незримым липким призраком витал в доме вместе с запахом дешевых сигарет и повисшей в воздухе сыростью.
15. Корица и его удивительный язык жестов
•
Музыкальное приношение
– Корица перестал разговаривать перед самым днем рождения, когда ему исполнилось шесть лет, – рассказывала Мускатный Орех. – В тот год он как раз должен был идти в школу. И тут вдруг в феврале мальчик онемел. Странно, но тогда мы только к вечеру заметили, что за целый день он не сказал ни слова. Правда, он вообще был не очень разговорчив, но ведь говорил все-таки! Сообразив, что Корица молчит с самого утра, я попробовала его разговорить. Говорила ему что-то, трясла – все напрасно. Он молчал – камень, а не человек. Случилось ли что, от чего он лишился языка, или он сам решил больше не говорить? Тогда я этого не знала. Да и сейчас не знаю. С тех пор Корица не только не произнес ни единого слова – даже звука не издал. Понимаешь? Больно ему – ни разу не пикнет и никогда не засмеется, хоть защекочи.
Несколько раз Мускатный Орех водила сына к врачам-отоларингологам, но они так и не определили причину. Сказали только, что это не физический дефект и не болезнь. Никакой патологии голосовых связок. Со слухом все в порядке – только нарушение речи. Врачи пришли к выводу, что причину надо искать в психологии. Мать повела Корицу к знакомому психиатру, но и тот не разобрался, почему мальчик онемел. Его проверили: оказалось, что с умственными способностями все в порядке. Больше того, выяснилось, что у Корицы очень высокий уровень умственного развития. Не нашли отклонений и в эмоциональных реакциях. «Не было ли у мальчика каких-нибудь потрясений? – поинтересовался врач у Мускатного Ореха. – Вспомните хорошенько. Может, он что-то странное увидел или его дома сильно наказали?» Но она так ничего и не вспомнила. Все было как обычно: сын поужинал, разговаривал с ней, потом лег в постель и спокойно уснул. А на следующее утро его поглотил мир полного молчания. Дома никаких проблем не было, Мускатный Орех со своей матерью внимательно присматривали за мальчиком, воспитывали его. Никто ни разу пальцем не тронул. «Тогда остается только наблюдать, что будет дальше, – сказал врач. – Не зная причины, лечения я назначить не могу. Заходите каждую неделю. Может быть, со временем выяснится, что же произошло. Или мальчик снова заговорит, как проснется. Остается набраться терпения и ждать. Он не говорит, конечно, но в остальном у него все в порядке…»
Но сколько они ни ждали, Корица так и не выбрался на поверхность из глубин немого океана.
В девять утра под низкое гудение электродвигателя отворились внутрь парадные ворота, и во двор въехал «мерседес-бенц 500 SEL» с Корицей за рулем. Антенна установленного в машине телефона торчала позади заднего стекла, как отросшее щупальце. Я наблюдал из окна, через щель между шторами. Машина напомнила мне огромную, приплывшую из далеких морей бесстрашную рыбу. Новехонькие угольно-черные шины бесшумно очертили дугу на бетонной площадке и остановились. Они описывали одну и ту же траекторию каждый день и замирали на одном и том же месте, плюс-минус сантиметров пять, не больше.
Я пил только что сваренный кофе. Дождь перестал, но небо все еще затягивали пепельные тучи, земля была черной, холодной и мокрой. Птицы с резкими криками носились туда-сюда, высматривая червяков. После короткой паузы водительская дверь отворилась и появился Корица в темных очках. Внимательно осмотревшись и убедившись, что все в порядке, он снял очки, сунул их во внутренний карман пиджака и захлопнул дверцу. Звук, с которым защелкивается дверной замок большого «мерседеса», не перепутать ни с какой другой машиной. Для меня этот щелчок был сигналом: в «резиденции» начинается новый день.
Все утро я думал о вчерашнем визите Усикавы, ломая голову над тем, стоит ли рассказывать Корице, что он явился от Нобору Ватая и потребовал, чтобы я порвал все связи с этим домом. В конце концов решил ничего ему не говорить, по крайней мере – какое-то время. Это касается только меня и Нобору Ватая, и не стоит больше никого втягивать в это дело.
Костюм на Корице как всегда выглядел превосходно. У него все костюмы были первоклассно сшиты и сидели как влитые. Одевался он консервативно и неброско, но на нем, как по волшебству, любая одежда приобретала молодежную стильность.
Галстук на Корице, конечно же, был новый, в тон костюму. Костюм и туфли тоже не те, что он надевал вчера. Все это, скорее всего, по обыкновению, выбрала и купила ему мать. На его одежде и обуви, как и на «мерседесе», на котором он ездил, не было ни пятнышка. Он каждое утро восхищал меня своим видом. Нет, можно даже сказать – волновал. Интересно, что может скрываться за такой безупречной внешностью?
Корица достал из багажника два бумажных пакета с покупками – едой и всякой всячиной и, держа их в обеих руках, вошел в дом. В его руках даже обыкновенные пакеты из супермаркета смотрелись элегантно и артистично. В том, как парень их нес, было нечто… неординарное. А может, дело в чем-то другом, более серьезном? Увидев меня, Корица прямо-таки засиял улыбкой. Улыбка у него была замечательная, будто он долго бродил по дремучему лесу и вдруг вышел на ярко освещенную поляну.
– Доброе утро! – произнес я.
– Доброе утро! – беззвучно шевельнулись в ответ его губы.
Корица доставал из пакетов продукты, ловко раскладывая их в холодильнике по полкам, как способный ученик распределяет по ячейкам памяти новые знания. Остальные покупки уложил в шкаф. Потом мы
