— То, что ты без работы. Я знаю. Давай доваривай свои спагетти.

— Послушайте, а вы, собственно говоря…

Не успел я договорить, как связь оборвалась.

И оборвалась как-то резко. Не просто положили трубку, а пальцем нажали на кнопку.

Не зная, о чем и думать, я некоторое время стоял и смотрел на трубку в руке, а затем вспомнил про спагетти, положил трубку на рычаг и вернулся на кухню. Выключил газ, вывалил спагетти в дуршлаг, полил томатным соусом, подогретым в маленькой кастрюльке, и съел. Из-за этого несуразного телефонного звонка спагетти оказались уже слишком мягкими, хотя и не совсем разварившимися, но я был слишком голоден, чтобы придираться к тонкостям приготовления спагетти. Под звуки радио я медленно отправил в желудок все двести пятьдесят граммов.

Пока я мыл тарелку и кастрюлю, в чайнике закипела вода, и я заварил чай из пакетика. Попивая чай, я мысленно прокрутил в голове недавний телефонный разговор.

Понять друг друга?

Зачем, собственно говоря, она мне звонила? И кто она такая?

Какая-то загадочная история. Не припомню, чтобы мне когда-нибудь звонили неизвестные женщины, да и представить, что ей от меня нужно, я не мог.

В любом случае, решил я, у меня нет ни малейшего желания понимать какую-то там неизвестную мне женщину. Что мне от этого проку. Самое важное для меня сейчас — найти новую работу. А затем начать новый цикл собственной жизни.

И все же, вернувшись в гостиную на диван, чтобы почитать взятый в библиотеке роман Лена Дейтона, я время от времени бросал взгляды на телефон. Мысль о том, что же можно понять за десять минут, не давала мне покоя. Как можно понять друг друга за десять минут?

Если так подумать, женщина с первых слов ограничила время десятью минутами. Мне показалось, что она была довольно уверена, ставя именно такое ограничение по времени. Вероятно, девять минут было слишком мало, а одиннадцать слишком много. Точно как для спагетти al dente.

Погрузившись в эти мысли, я перестал улавливать ход повествования в романе, поэтому решил сделать несколько упражнений и погладить рубашки. Когда у меня неразбериха в голове, я часто занимаюсь глажкой рубашек. Уже давно у меня так заведено.

Весь процесс глажки рубашки разделен на двенадцать частей. Начиная с воротника (1) (внешняя часть), заканчивая манжетой (12) (левый рукав). Я никогда не отклоняюсь от этого порядка. Пересчитывая номера, я разглаживаю рубашку по порядку. В противном случае отгладить как следует не удается.

Наслаждаясь шипением пара и специфическим запахом горячего хлопка, я выгладил три рубашки, проверил, не осталось ли складок, и развесил их на вешалках в шкафу. Когда я выключил утюг и убрал его вместе с подставкой в кладовку, моя голова значительно прояснилась.

Мне захотелось пить, я пошел на кухню, и тут опять зазвонил телефон. Ну и ну, подумал я. Немного замялся, не зная, пойти ли мне на кухню или вернуться в гостиную, но в результате решил вернуться и снять трубку. Если перезванивает та женщина, я скажу, что сейчас глажу, и повешу трубку.

Однако звонила моя жена. Часы на телевизоре показывали половину двенадцатого.

— Все в порядке? — спросила жена.

— В порядке, — сказал я с облегчением.

— Чем занимался?

— Гладил.

— Что-то случилось? — спросила она.

В ее голосе послышались едва уловимые нотки напряжения. Она прекрасно знала, что я всегда глажу, когда чувствую себя растерянно.

— Ничего. Просто решил рубашки погладить. Но ничего не случилось, — сказал я, сел на стул и переложил телефонную трубку из левой руки в правую. — А что ты звонишь?

— Я по поводу работы. Кажется, наклевывается одна работенка.

— Хм, — сказал я.

— Ты же умеешь писать стихи?

— Стихи? — переспросил я с удивлением. — Стихи? При чем тут стихи?

— Издательство, где работает один мой знакомый, выпускает литературный журнал для молодых девушек, они ищут человека, который будет отбирать рукописи и редактировать стихи. Также нужно ежемесячно писать по одному стихотворению, открывающему рубрику. Ничего сложного, а платят неплохо. Конечно же, это работа временная, однако, если все сложится удачно, они, может, предложат тебе редакторскую ставку и…

— Простая? — сказал я. — Постой-постой. Я же ищу работу в адвокатской конторе. Когда я говорил, что хочу редактировать стихи?

— Разве ты не рассказывал, что в старших классах что-то там писал?

— В газету. В школьную газету. Я писал дурацкие статьи о том, какой класс выиграл футбольный матч, о том, что учитель физики свалился с лестницы и попал в больницу. Не стихи. Я не умею писать стихи.

— Громко сказано — «стихи». Ведь эти стихи будут читать школьницы. Ничего особенного. Никто тебя не заставляет писать стихи, как Аллен Гинзберг, просто что-нибудь подходящее по случаю.

— Я не смогу написать вообще никаких стихов, — сказал я как отрезал. С чего это я смогу писать?

— Хм, — сказала жена с сожалением. — Но ведь работы в юридической конторе пока не вырисовывается.

— Я уже закинул несколько удочек. На этой неделе мне должны ответить. Если не получится, тогда и подумаем.

— Да? Ну, пусть будет так. Кстати, какой сегодня день недели?

— Вторник, — сказал я, задумавшись на секунду.

— Сможешь сходить в банк и заплатить за газ и телефон?

— Хорошо. Все равно собирался идти за продуктами для ужина, зайду по пути.

— А что у нас на ужин?

— Ну, пока не знаю, — сказал я. — Пока не решил. Схожу в магазин и подумаю.

— Слушай, — сказала жена официальным тоном. — Я вот что думаю. Может, тебе вообще не искать работу?

— Почему? — спросил я, вновь удивившись. Кажется, все женщины мира звонят специально, чтобы удивить меня.

— Почему мне не надо искать работу? Через три месяца закончится выплата пособия по безработице. Не время болтаться без дела.

— У нас есть моя зарплата, и с подработками все в порядке. У нас с тобой достаточно сбережений. Если не будем транжирить, то вполне проживем…

— А я буду заниматься домашними делами?

— Не хочешь?

— Не знаю, — честно ответил я. — Я не знаю. Подумаю.

— Подумай, — сказала жена. — Кстати, кот не вернулся?

— Кот? — переспросил я и тут понял, что с самого утра и не вспоминал о коте. — Нет, не вернулся.

— Не сходишь поискать его по округе? Ведь его уже четвертый день нет.

Я ответил что-то уклончивое, а затем вновь переложил трубку в левую руку.

— Я думаю, он может быть в саду заброшенного дома, в глубине прохода. Сад, в котором каменная фигура птицы. Я его там несколько раз видела. Знаешь это место?

— Не знаю, — сказал я. — А когда это ты одна лазила в проход? Я ни разу от тебя не слышал…

— Ой, извини, вешаю трубку. Пора трудиться. Не забудь о коте.

И она дала отбой.

Я несколько секунд смотрел на трубку, а затем положил ее на место.

Откуда жена знает о проходе, подумал я с недоумением. Чтобы попасть туда, нужно из нашего сада перелезть через довольно высокий бетонный забор, и какой смысл делать это лишь ради того, чтобы