Написав дневник за всю прошлую неделю, я сел перед полкой с пластинками и стал выбирать музыку, подходящую к воскресному вечеру с сильным ветром. В результате я решил, что мне подойдут концерт для виолончели Шостаковича и альбом группы
За окном время от времени проносились различные предметы. С востока на запад улетела белая простыня, похожая на волшебника, который варит корни трав. Вывеска из тонкого листа жести изгибала свой слабый хребет, словно любитель анального секса.
Под звуки концерта Шостаковича я смотрел на картину за окном, как опять зазвонил телефон. Будильник, стоявший рядом с телефоном, показывал 15.48.
Я взял трубку, ожидая услышать рев ветра, напоминавший звук моторов «Боинга-747», однако ветра на сей раз слышно не было.
— Алло! — сказала она.
— Алло, — ответил я.
— Я собираюсь к тебе с продуктами для устричного супа, ты как? — спросила моя подруга.
Она идет ко мне с продуктами для супа и повязкой на глаза.
— Давай, слушай…
— У тебя найдется подходящая кастрюля?
— Да, — сказал я. — Слушай, что-то не пойму. Ветра не слышно.
— Да, ветер стих. В Накано он стих в пятнадцать двадцать пять, наверное, скоро и у тебя стихнет.
— Наверное, — сказал я и повесил трубку. Сняв кастрюлю с антресолей, я принялся ее мыть в раковине.
Как подруга и предсказала, ветер внезапно стих в 16.05. Я открыл окно и посмотрел на улицу.
Под окном большая черная собака старательно обнюхивала землю. Минут пятнадцать-двадцать кряду. Я не могу понять, зачем собаки это делают.
Однако, за исключением этого, внешний вид мира и его структура не изменились с тех пор, как начал дуть ветер. Гималайские кедры и каштаны с важным видом стояли на пустыре, будто ничего и не произошло, белье болталось на веревке, ворон, сидевший на столбе, хлопал блестящими, как кредитные карточки, крыльями.
Пришла моя подруга и стала готовить суп из устриц. Она расположилась на кухне, помыла устриц, нашинковала китайской капусты, разложила тофу, приготовила бульон.
Я спросил, не звонила ли она мне около 14.36.
— Звонила, — сказала она, промывая рис в дуршлаге.
— Ничего не было слышно, — сказал я.
— Ага, ведь такой ветер, — сказала она как ни в чем не бывало.
Я вытащил пиво из холодильника, сел на край стола и стал пить пиво.
— Интересно, почему внезапно начался такой сильный ветер и вдруг затих? — спросил я у нее.
— Не знаю, — не оборачиваясь, ответила она, продолжая снимать ногтями панцири с креветок. — Мы столько всего не знаем о ветре. Так же как о древней истории, раке, морских глубинах, космосе, сексе, мы много чего не знаем.
— Хм, — сказал я.
На ответ это совершенно не тянуло. Однако наш разговор на эту тему не получил никакого развития, поэтому я махнул рукой и стал наблюдать за процессом приготовления супа из устриц.
— Слушай, а можно твой живот потрогать? — спросил я ее.
— Потом, — сказала она.
Пока готовился суп, я делал краткие пометки о сегодняшних событиях, чтобы на следующей неделе записать их в дневник.
Крах Римской империи.
Восстание индейцев 1881 года.
Вторжение Гитлера в Польшу.
Вот такие пометки.
Благодаря этим пометкам в конце следующей недели я смогу точно вспомнить, что произошло сегодня. Согласно этой тщательно выстроенной системе я продолжаю вести дневник, не упустив ни одного события, вот уже двадцать два года. Этот принцип, допускающий различные толкования, лежит в основе моей оригинальной системы. Дует ветер или нет, я все равно продолжаю так жить.
Заводная птица
и женщины в пятницу
Женщина позвонила мне, когда я стоял на кухне и варил спагетти. Спагетти были уже почти готовы, а я насвистывал прелюдию из оперы Россини «Сорока-воровка» в такт радио. Это самая подходящая музыка для приготовления спагетти.
Услышав телефон, первым делом я хотел проигнорировать его и варить себе спагетти дальше. Спагетти были уже почти готовы. А дирижер Клаудио Аббадо вместе с Лондонским симфоническим оркестром приближались к кульминации. Но несмотря на это, я убавил огонь на газовой плите и с палочками в правой руке пошел в гостиную, чтобы снять трубку. Я вдруг подумал, что это может быть мой друг, по поводу новой работы.
— Мне нужно десять минут, — внезапно сказала какая-то женщина.
— Извините? — удивленно переспросил я. — Что вы только что сказали?
— Я сказала, что мне хватит и десяти минут, — повторила она.
Я совершенно не помнил ее голоса. У меня практически безошибочная память на голоса, а по поводу ее голоса никакой ошибки не могло быть. Это был голос незнакомой мне женщины. Низкий, мягкий, не поддающийся описанию голос.
— Извините, а кому вы звоните? — Я постарался быть как можно более вежливым.
— Какая разница. Все, что мне нужно, — это десять минут. Я думаю, так мы сможем лучше понять друг друга, — сказала она быстро и настойчиво.
— Понять друг друга?
— Наши чувства, — сказала она лаконично.
Я заглянул на кухню через открытую дверь. Из кастрюльки со спагетти весело поднимался белый пар, а Аббадо продолжал дирижировать «Сорокой-воровкой».
— Извините, я сейчас как раз спагетти варю. Они скоро будут готовы, а если я проговорю с вами десять минут, спагетти разварятся. Можно, я повешу трубку?
— Спагетти? — спросила она озадаченно. — Сейчас же половина десятого утра. Зачем варить спагетти в полдесятого? Разве это не странно?
— Странно не странно, вас это не касается, — сказал я. — Я почти не завтракал и уже проголодался. Я сам для себя готовлю. И это мое дело, когда и что есть.
— Ладно, все ясно. Тогда я вешаю трубку, — сказала она, и ее голос лился гладко, словно масло. Удивительный голос. Небольшой эмоциональный скачок, и тон голоса меняет высоту, будто по сигналу переключателя. — Я потом еще перезвоню.
— Подождите, — поспешно сказал я. — Если вы торговый агент, то, сколько бы вы ни перезванивали, я ничего не куплю. Я сейчас без работы, у меня нет лишних денег.
— Я это знаю, поэтому не стоит беспокоиться, — сказала она.
— Знаете? Что вы знаете?
