Прохожий, нервно пробирающийся в сумерках по Виа ди Монсеррато от фонаря к фонарю, с облегчением доходит наконец до сомнительного убежища на Кампо ди Фьори. С наступлением темноты старые улицы Рима обретают новую жизнь в другом времени. Древние дворцы стоят на узких улочках, как будто люди в масках, а крепкие железные решетки, которыми забраны нижние окна, наводят на мысли о воровстве и тюрьмах. Редкие прохожие, ныряющие в проемы арок и боковые переулки, внушают страх. Кажется, эти улицы и задуманы такими, и устроены так именно Для того, чтобы вызывать подобные эмоции. К счастью, иногда с верхнего этажа донесется успокаивающий голос оинга Кросби, напоминающий, что любовь — это всё.
На углу Виа ди Монсеррато — Английский колледж и церковь, посвященная святому Фоме Кентерберийскому. Старинный дворец, в котором молодых англичан сейчас готовят в священники, удивительно контрастирует со своим окружением. Везде царит образцовый английский порядок. Итальянский зал, мраморная лестница, зал для приемов — все это выполнено в стиле итальянского барокко, но каким-то странным образом стало английским, — возможно, из-за веками звучавшей здесь английской речи, из-за постоянного присутствия в этих интерьерах молодых англичан. Встречая этих отцов Браунов, Джонсов и Робинсонов, излучающих радостное, мужественное благочестие, характерное для английского католицизма (кажется, им только дай — и святого Августина научат играть в регби), вы чувствуете дыхание Стоунхерстского военного колледжа. Никого не удивит, например, что кардинал Хинсли ознаменовал открытие бассейна прыжком в воду — разумеется, единственное зафиксированное появление члена священной коллегии в купальном костюме!
В древности окрестности были заняты конюшнями, где держали лошадей для боевых колесниц. Знаменитые «красные» располагались на месте нынешнего палаццо Фарнезе, «зеленые» — на месте палаццо делла Канчеллериа, «синие» — на месте Английского колледжа. Когда в 1682 году здесь строили здание, нашли красивого фавна, а также часть святилища бога Сильвана, основанного в 90 году н. э. участником состязаний на колесницах Таллусом. В этой части Рима, однако, легче представить себе средневековых грабителей или убийц эпохи Возрождения, чем обитавших здесь студентов или «жучков», которые подглядывали из-за стены на занятия возничих в Тригариуме.
Старинная Scola Saxonum рядом с собором Святого Петра давно перестала существовать. Это случилось, когда Бонифаций VIII объявил 1300 год Святым годом, и английских паломников тут же выгнали жадные римские содержатели гостиниц. Когда настал следующий Святой год — 1350-й, жульничество и вымогательство домовладельцев побудили торговца английскими молитвенниками Джона Шеперда и его жену Эллис превратить свой скромный дом в гостиницу для англичан. В великолепной, красивейшей библиотеке на верхнем этаже колледжа, где все полки снизу доверху заняты рукописями и книгами в переплетах телячьей кожи, хранятся документы о гостинице и более поздние — о колледже. В годы правления Эдуарда III в Риме существовала процветающая колония английских купцов, и в 1362 году несколько человек выкупили у Джона и Эллис их гостиницу, оставив их управляющими. Мы можем встретить в документах имена некого Джона, еще одного торговца молитвенниками; Уильяма Чандлера из Иорка; Джона Уайта, купца, жителя Лондона; Питера Пола Бейкера, гражданина Рима; Джона, золотых дел мастера; Джона Гейлота, английского купца, и Джона Эли, парламентского пристава папы.
В течение трех столетий каждый англичанин, который посещал Рим, останавливался на Виа ди Монсеррато, и бедных принимали здесь так же, как власть имущих. Меня заинтересовала запись о прибытии в 1489 году двух английских джентльменов, изучавших в Италии греческий, Уильяма Лили и Томаса Линакра. Лили станет первым главным магистром школы Святого Павла, а Линакр — одним из выдающихся врачей своего времени. Оба они, вместе с Уильямом Гроцином, стали первыми преподавателями греческого в Англии и, как все гуманитарии, были выпускниками Оксфорда. Приятно представлять себе, как эти молодые англичане, подпоясанные, в фетровых birettas, ходили по улицам Рима во времена Иннокентия VIII. Может быть, смешавшись с толпой, они наблюдали фантастическую процессию в 1489 году: брат султана Баязета торжественно въехал в Рим, сопровождаемый кардиналами, верхом на предоставленном папой белом коне. Лица всадника не было видно под покрывалом.
Этот молодой человек бежал от своего брата, султана, и нашел приют у рыцарей святого Иоанна. Когда султан предложил выплачивать ежегодно крупную сумму тому, кто будет держать принца в плену, между европейскими дворами началось нечто вроде аукциона, борьбы за право «принять» такого прибыльного гостя. Однако папа перебил все ставки, так что турецкого принца отправили в Рим. Лили и Линакр, как и все в Риме в тот год, вероятно, слышали, что, хотя молодого человека ознакомили с этикетом папского двора, он отказался поцеловать туфлю папы и с надменным видом стоял в своем тюрбане, пока наконец неуклюже не поцеловал папу в правое плечо. В течение шести лет глава всего христианского мира и брат его злейшего врага сосуществовали в Ватикане, имели там свои дворы, и когда в правление следующего папы, Александра VI Борджиа, принц умер, ходили слухи о неком «белом порошке».
Линакр вернулся в Англию и стал наставником принца Артура, брата Генриха VIII, а после смерти Артура — врачом Генриха. Еще одним его пациентом был кардинал Уолси. Когда этот великий ученый был уже очень стар, его попросили дать первый урок латыни одной пятилетней девочке, звали ее Мария Тюдор. Основывая Медицинский колледж, Линакр, несомненно, ориентировался на подобные итальянские учреждения. В колледже можно увидеть копию его портрета. Другой прекрасный портрет висит в кабинете ректора на Виа ди Монсеррато.
В правление Елизаветы гостиница изменилась. Она стала прибежищем для англичан, которые предпочли ссылку протестантизму. Кардинал Аллен, основавший Дауэй-Скул, [104] организовал Английский колледж как семинарию, где молодых священников обучали, после чего отправляли в Англию — рискуя жизнью, нести туда истинную веру. Занятой отец Парсонс курсировал между Виа ди Монсеррато, Эскориалом и Английским колледжем в Вальядоли-де, в надежде увидеть реставрацию старой веры, пусть даже рискуя при этом быть заколотым толедским кинжалом.
Сорок пять молодых английских священников, выпускников Английского колледжа, были схвачены на родине и казнены, в их числе Эдмунд Кэмпион и Роберт Саутвелл. У отъезжающих в Англию вошло в обычай прощаться со святым Филиппом Нери, который жил напротив колледжа, в Сан-Джироламо. Старец обнимал отбывающих и обращался к ним со словами, с которыми Церковь обращается к невинным младенцам: «Salvete flores martyrum».[105] В католическом соборе в Шрусбери есть замечательный витраж, изображающий святого Филиппа, который благословляет молодых священников на улицах Рима.
Это был волнующий и страшный момент в английской истории: время тюрем, шпионов, тайных месс, арестов, пыток на дыбе и виселиц. Ни один из ссыльных, и менее других отец Парсонс, кажется, не понимал, что времена изменились с тех пор, как они покинули родину: как сказал архиепископ Мэттью, «в случае иностранного вторжения каждый католик, независимо от собственных религиозных предпочтений, поддержал бы английское правительство».
Из стен колледжа вышли сорок четыре мученика, но он также воспитал одного из самых подлых шпионов своего времени, человека, который помог довести Марию Стюарт до эшафота. Даже Тит Оутс, мне кажется, занимает лишь второе место после Гилберта Гиффорда. Этот молодой человек притворялся ревностным католиком, а сам шпионил в пользу Фрэнсиса Уолсингэма. Имея за плечами Дауэй-Скул и Английский колледж в Риме, он был принят ничего не подозревающими английскими католиками и передавал все их тайны секретным службам. Он втерся в доверие к королеве Марии Шотландской, когда ее уже заключили в тюрьму Чартли Холл, Стаффордшир, и якобы тайно переправлял ее письма, обернутые в промасленный шелк, в бочке бартонского эля, сперва, разумеется, скопировав их для Уолсингэма. Письма с воли доставлялись королеве таким же способом. Говорили, хотя это и не доказано, что Гиффорд участвовал в заговоре Бабингтона против Елизаветы; во всяком случае, это именно он передал письмо Бабингтона Марии и ее «ответ» Бабингтону, который, будучи сфабрикован или по крайней мере обработан Гиффорд ом или Уолсингэмом, привел эту трагедию к развязке. В том же году, когда умерла Мария Стюарт, Гиффорд стал священником. Шесть лет спустя возмездие за грехи настигло его — иуда умер в парижской тюрьме.
На столе в библиотеке я увидел изысканную птичью клетку из серебра и позолоченного дерева в форме барочной гробницы. Это одна из голубиных клеток, использованных в 1935 году на церемонии канонизации святого Джона Фишера и святого Томаса Мора. Клетка заставила меня вспомнить события тридцатилетней давности, когда были канонизированы Андреа Бобола, Джон Леонарди и Сальваторе да
