Равенне, а когда приезжал в Рим, останавливался на опустевшем теперь Палатине. К Сенату он обращался на своей варварской латыни и учредил специальную полицию для охраны сотен статуй, которые стояли на улицах и форумах. Под покровом темноты опустившиеся римляне воровали бронзовые руки и ноги, чтобы переплавить их, и современник отмечает, что при Теодорихе статуи при этом не оставались безгласными, но издавали нечто вроде звона, которым предупреждали стражу, и она с пиками набрасывалась на ночных воров. Тот факт, что готу пришлось охранять статуи римских военачальников, консулов и поэтов прошлого от самих же римлян, — еще одно ужасное свидетельство упадка Рима.

После смерти Теодориха в 526 году отсвет его правления тут же погас, и византийский император решил снова отвоевать западные провинции. В 536 году Рим был отвоеван для императора Востока Юстиниана его великим полководцем Велизарием. Еще через десять лет на сцене появился любопытный персонаж — гот Тотила.

Он осадил город и не снимал осаду, пока жители не стали умирать от голода прямо на улицах. Суп из крапивы, крысы и собаки считались деликатесами. Когда гражданскому населению разрешили уехать, то из города вышла процессия привидений, некоторые из них умерли по дороге, а прочих перебили поджидавшие их готы. Тем не менее великая стена Аврелиана стояла незыблемо, и пока оставшиеся римляне держались, питаясь травой и сорняками, которые росли на улицах, в их сопротивлении было величие и благородство, которое компенсировало трусость римлян в дни Алариха. В конце концов четыре грека часовых дезертировали к готам и предложили открыть им Ослиные ворота (Порта Азинариа) рядом с Латеранским собором Святого Иоанна; потом они ночью незаметно проскользнули обратно, на свой пост. Ворота открыли, и с первым лучом солнца 17 декабря 546 года Тотила и его армия проникли в пустой город. Им даже не на кого было излить свою ярость. Это может показаться невероятным, но во всем Риме осталось всего-навсего пятьсот горожан, которые прятались в церквях. Дворцы стояли пустые, двери домов были открыты, знаменитые улицы и императорские форумы — молчаливы и покинуты, статуи, оставшиеся от прежних дней, довершали трагическую картину. Итак, готы одержали бескровную победу, у них была полная свобода действий, как у грабителей, забравшихся в дом, когда хозяева ушли.

У Тотилы было правило: ровнять с землей все города, какие ему случалось захватить, и так же он хотел поступить с Римом. Он сломал все ворота и начал разрушать стену. Последних жителей изгнали из города, и готы продолжали разрушения на безлюдных улицах. Когда они повалили треть стены, от Велизария пришло послание, призывавшее Тотилу хорошо подумать, прежде чем продолжать. В письме он предупреждал Тотилу, что, продолжая разрушать Рим, он разрушает и свою репутацию в мире. Тотила был странным человеком, иногда с ним вдруг случались приступы сострадания, доброты и великодушия. В общем, он решил предоставить Рим его судьбе. Сорок дней в Риме не было ни одного живого существа. По улицам бродили дикие звери, в зимние холода пришли волки и разрыли тысячи могил.

Затем явился Велизарий, починил стену, привлек в город немногочисленных жителей, и жизнь началась в нем снова. Через два года Тотила вновь осадил город, и история повторилась. Часовые предали город, и готы взяли его; но их странный вождь больше не помышлял о разрушении Рима. Теперь ему хотелось возродить его. Огромные пространства в черте города были засажены пшеницей, а население Рима не превышало теперь населения маленького провинциального городка. Тотила зазывал новых жителей издалека и из окрестностей, а перед тем, как уйти, устроил кошмарное зрелище.

Circus Maximus, который вмещал в себя двести тысяч зрителей, стоял нетронутым, и, сидя в его мраморных креслах по приглашению готского короля, несчастные жители города собралось смотреть на игрища. В 549 году в последний раз состоялись состязания колесниц, и тени древних римлян, должно быть, плакали и заламывали руки, глядя на эту пародию на прошлое величие. Когда игры закончились, Тотила отправился наказывать Сицилию. Прошло четыре года, и вот он снова оказался вынужден защищать Рим от византийской армии. Тотила был убит в бою и тайно похоронен, но одна готская женщина показала его могилу грекам, они откопали тело и отправили его в Константинополь, где он был похоронен в ногах у Юстиниана.

Следующие сто семьдесят лет своей истории Рим зависел от Константинополя. Греческий экзарх в Равенне был наместником византийского императора. Наместник занимал часть дворцов цезарей на Палатинском холме и являлся номинальным правителем, а истинным правителем был папа. Греческие монахи заполнили монастыри и служили в церквях, греческие папы сменяли друг друга на престоле Святого Петра. Церкви Рима украшала чудесная мозаика, кое-что от нее сохранилось. В населении же не могло сохраниться и капли древнеримской крови. Теперь, когда акведуки были перекрыты и холмы остались без воды, жители оказались притиснуты к Тибру, согнаны на Марсово поле. Таким увидели Рим первые пилигримы-саксы из Англии.

В 731 году Григорий II вышел из повиновения Константинополю, и владычество наместников кончилось. Рим цезарей теперь превратился в Рим пап. В этот великий момент папство наконец повернулось спиной к греческому Востоку и лицом к латинскому Западу, которому под его руководством предстояло стать Европой. Вооруженная духовным превосходством и властью, умудренная опытом прошлого, Папская область не являлась военным государством и нуждалась в защитниках. В Рождество 800 года папа Лев III возложил корону на голову Карла Великого, короля франков, и толпа приветствовала того как басилевса, словами, принятыми на коронации императоров Византии. Доктор Делайл Берне писал: «Приветствие римлян, обращенное к Карлу Великому как римскому императору, было первым младенческим криком при рождении Европы».

По мере того как летний зной нарастает, все больше римлян уезжает из Рима, и вот наступает момент, когда из ворот Ватикана выплывает черный лимузин. Хрупкая белая фигура на заднем сиденье осеняет крестным знамением собравшихся справа и слева. Толпа опускается на колени, а поднявшись, машет вслед удаляющемуся автомобилю с видной сквозь заднее стекло белой шапочкой. Папа отбывает в свою летнюю резиденцию в Кастель Гандольфо.

Теперь всякий, кто хоть сколько-нибудь чувствителен к исторической атмосфере, начинает чувствовать, что Рим опустел; монархи давно покинули этот город, но сейчас это ощущение особенно сильно, ибо короли приходят и уходят, а папа — навсегда. Возможно, никогда не было папы, который с большим правом мог бы рассчитывать на канонизацию, чем папа Пий XII. Воодушевленный рассказами о нем, я все больше и больше хотел увидеть человека, который когда-нибудь займет свое место среди святых. Поэтому я был счастлив получить билет на публичную аудиенцию. Папа дает их летом дважды в неделю, и я решил, что ради такого случая не грех нанять автомобиль с шофером.

Водитель машины производил впечатление вполне кроткого и спокойного человека, пока не сел за руль. Тут он сделался агрессивным, даже, я бы сказал, потенциальным убийцей. Мы на огромной скорости пролетели Пьяцца Барберини, проскочив в дюйме от человека на велосипеде, развозившего свежие гвоздики, резко затормозили, чтобы не врезаться в другую машину, потом поддали газу, чтобы все-таки обойти ее, потому что мой водитель был склонен считать за личное оскорбление, если кто-нибудь его обгонит; пулей пронеслись по узким улочкам эпохи Возрождения, гудя как ненормальные и вынуждая прохожих шарахаться в стороны.

— За один год, — поведал он, повернувшись ко мне на секунду и одновременно нажав на газ, — у меня было девять аварий…

И, словно опасаясь, что до меня не дошло, он отпустил руль и воскликнул:

— Девять! Но я, — он игриво наклонился ко мне и весело помахал рукой, — я всегда оказывался прав и… получал компенсацию!

Мы продолжали мчаться. Тут перед нами возникла пожилая женщина в черном, из тех, что на любой итальянской улице решительно идут по проезжей части навстречу своей смерти. Он миновал ее. Я оглянулся и увидел, что она продолжает идти по проезжей части как ни в чем не бывало. Машины вокруг нас ехали с