Тенни Франк говорит об ослаблении нации в результате скрещивания сильных с генетически более слабыми слоями; О. Зеек пишет об «истреблении лучших» во время войны; Жюль Тутен говорит о тирании государственного контроля, которая означала, что «нигде не было простора инициативе и свободному труду»; и все эти симптомы свидетельствовали о параличе; государство начало как бы утекать сквозь ослабевшие границы, и имперская гордость римлян была теперь в дефиците. Не хватало энергии и энтузиазма, чтобы вернуть былое величие. Теперь энергией и энтузиазмом обладали варвары, и они хлынули в Рим, чтобы расположиться в нем, грабить и разрушать его, потому что их ужасали эти великие каменные города.
Первый взгляд на наших ранних европейских предков не доставит большого удовольствия. Сидоний Аполлинарий был римским аристократом и очень наблюдательным человеком, он владел поместьем на территории современной Франции и наблюдал, как бесчисленные орды продвигались к Альпам. Вероятно, мальчиком он видел и гуннов с их жиденькими бородками и приплюснутыми носами, сидящих на своих лошадях так, будто они родились кентаврами; конечно же, видел и обонял бургундцев, которые мазали волосы прогорклым маслом и оскорбляли все органы чувств своими манерами за столом и неаппетитными кушаньями; и готов в шкурах диких зверей, и голубоглазых саксов, которые плавали по морю в утлых скорлупках, обшитых кожами, и убивали пленных, чтобы умилостивить своих богов. Если верить Сидонию, то самыми приличными на вид были франки: люди с серо-голубыми глазами и желтыми волосами, чисто, как древние римляне, выбритые и в подпоясанных туниках.
Многие племена обосновывались в Галлии и совершали набеги на римские города, иногда при полном одобрении их жителей, которые предпочитали необременительное правление варваров суровому гнету имперских чиновников. Из Рима многие бежали к варварам, и даже у худшего из варваров, Аттилы, был секретарь-римлянин. За исключением гуннов, племена не были такими уж дикими, охваченными ненавистью к цивилизации; наоборот, многие из них восхищались Римом, и многие их вожди, такие как Аларих, его зять Атаульф или Адольф (это имя значит «волк-отец» и до недавнего времени было очень популярно в Германии) хотели всего лишь стать римскими военачальниками и носить римские титулы.
Когда читаешь о тех бурных днях или думаешь о них, стоя на Палатинском холме, кажется невероятным, что мир настолько расшатался и разложился, что этот огромный, беззащитный, самодовольный город — Рим, который правитель Западной Римской империи уже покинул, считая пребывание в нем опасным, был разграблен в 410 году тем, кто им так восхищался, то есть Аларихом. И все-таки мир ужаснулся: величие Рима было оскорблено, и жизнь, которую люди знали, казалось, кончилась. Даже сейчас, когда мы читаем об этом и понимаем, что это было неизбежно, представляя себе, как готы собираются перед стеной Адриана в конце августа 410 года, мы чувствуем ужас, как будто являемся свидетелями преступления.
В истории бывают периоды, перед самым концом очередной эпохи, когда вдруг появляется женщина, приобретающая огромное влияние; и в ее странной и часто трагичной судьбе мы видим отражение духовного климата тех времен. Такой женщиной была Галла Плацидия, дочь Феодосия Великого, сводная сестра слабого императора Западной Римской империи Гонория. «Ее необычная судьба совпала с падением имперского Рима, — писал Грегоровиус, — как трагедия Клеопатры совпала с падением Рима республиканского».
Мы могли бы на многих страницах описать разграбление Рима готами и вандалами, но, возможно, лучшее представление об атмосфере того времени мы получим, узнав историю молодой и красивой женщины из императорского дома. Галла Плацидия жила в Риме, когда летом 410 года предводитель готов Аларих встал лагерем за городскими стенами, уже в третий раз за два года. Сенат и народ были в ужасе. Рим, прекрасный Рим, еще нетронутый рукою гота, сияющий своими дворцами, императорскими форумами, амфитеатрами и термами, своими храмами, пока еще крытыми позолоченными листами, и улицами, вдоль которых стояли статуи, увешанные драгоценностями из золота и серебра, был не готов к осаде.
Когда Аларих пришел в первый раз, от него откупились золотом и серебром, выделанными кожами и пятьюстами фунтами специй. В августе 410-го он был уже сильно рассержен и не собирался заключать никаких сделок: он хотел проучить Рим и унизить его, им руководила обида. Годами он командовал войсками от имени Рима, но его амбиции не удовлетворили, он так и не стал римским генералом и не получил римского титула, и тогда он обратился против цивилизации, которой восхищался, и повел на нее большую армию, чтобы грабить и убивать.
Мы никогда не узнаем, почему Плацидия не бежала из Рима, как бежали многие, богатые и бедные, перед приходом Алариха. Бедные бежали в сельскую местность, богатые — в свои поместья на Сицилии и в других местах или отплыли в Северную Африку, прихватив с собой драгоценности и все богатства, какие могли унести. Беженцы достигли даже Палестины, где святой Иероним принял их со слезами сочувствия в Вифлееме; а вот святой Августин в Африке разгневался на них. Спасшись от ужасов осады, прибыв в Карфаген, они первым делом принялись узнавать, что идет в театрах. Августин Блаженный приберег это доказательство римской бездумности и нерадивости для упоминания в «Граде Божьем».
Плацидия могла счесть бегство ниже своего достоинства, потому что сестре императора не составило бы труда присоединиться к своему брату в Равенне, где он и его двор укрылись в крепости на болотах. А возможно, никто просто не верил, что Аларих осмелится разграбить Рим, думая, что, как прежде, удастся от него откупиться.
Заблокировав город, дождавшись, пока там начнется голод, варвары вошли в ночь на 24 августа. Тысячи рабов встали на сторону готов, они с радостью показали варварам, где что хранится. Готы шли по Риму, гоня перед собой испуганную толпу, — и это была самая позорная страница в истории города. Не было зафиксировано ни одного героического поступка, совершенного римлянином. Деморализованные жители отдавали варварам все, что те требовали. Аларих разрешил своему войску грабить три дня, велел не убивать жителей без крайней необходимости и с уважением относиться к церквям. Он был христианин, а точнее арианин, как и многие его люди. Папы, Иннокентия I, в Риме тогда не было. Он отправился с миссией в Равенну просить жалкого бежавшего императора спасти город.
Ужас продолжался три дня, но зданиям Рима не было причинено ни малейшего ущерба. Готы хотели не крушить статуи и обелиски, а набивать ценностями свои карманы. Авентину с его ста тридцатью дворцами аристократов досталось больше всего. Здесь было больше всего случаев насилия, так как готы подозревали, что дрожавшие от страха хозяева дворцов скрывали от них сокровища. Это здесь благочестивая подруга святого Иеронима, Марцелла, была избита мародерами и, обняв их колени, умоляла пощадить невинность своей приемной дочери Принципии.
Странно, но некоторые из грабителей вели себя гораздо менее варварски, чем позже христиане. Тронутые мольбами Марцеллы (так говорит святой Иероним в письме, описывающем подробности осады, так, как ему их сообщили в Вифлеем), солдаты отвели Марцеллу и Принципию в безопасное место.
Зафиксирован еще один подобный случай. Гот ворвался в комнату, где молодая монахиня охраняла золотые и серебряные блюда и кубки. Когда грабитель был уже готов наброситься на сокровища, девушка сказала ему, что, конечно, он может поступать как хочет, но все это принадлежит святому Петру, апостол, без сомнения, накажет его за святотатство. Гот в ужасе бежал и доложил об этом случае Алариху. Тогда по приказу вождя целая процессия готов с чашами, лампадами и крестами, усыпанными драгоценностями, торжественно отправилась к собору Святого Петра, пробиваясь сквозь уличную толпу, и возложила принесенные сокровища к гробнице апостола.
Неизвестно, что происходило с Плацидией в эти три дня, но, без сомнения, ее хорошо охраняли люди Алариха и его зятя Адольфа. Когда готы убрались, унося с собой горы награбленного, они взяли с собой наиценнейшее сокровище, свой главный в политическом смысле трофей — Галлу Плацидию, сводную сестру императора Запада и тетю императора Востока.
Беженцы из Рима, которые скрывались в горах и лесах, должно быть, пришли в ужас, видя, как готы уходят на юг, увозя с собой полные повозки сокровищ древней столицы мира и вместе с ними надежно охраняемую варварскими копьями прекрасную пленницу-аристократку, сестру императора, которой едва минуло двадцать. Что думала в это время молодая женщина, воспитанная в убеждении, что ее семья священна, неизвестно, но ее дальнейшие действия указывают на то, что безропотной пленницей она не была.
Аларих собирался плыть в Африку и перехватить римские суда с зерном, но ему не суждено было осуществить этот план. На юге Италии, в городе, носящем теперь название Козенца, в Калабрии, вождь
