Рим святого Павла располагается на глубине от тридцати до шестидесяти футов по отношению к современному уровню города. Подземные сокровища охраняют монахи, которые прячут ключи под сутанами и неохотно пропускают посетителей на каменную лестницу, ведущую вниз. Иногда ключи застревают в проржавевших замках. Но в конце концов двери склепов распахиваются, и вы ощущаете холодное затхлое дыхание подземелья. Держа свечу над головой, вы входите внутрь и окидываете взглядом помещение, которое долгие столетия не видело дневного света. Вы вдыхаете кладбищенский запах, вслушиваетесь в глубокую, непроницаемую тишину. Пламени свечи едва хватает, чтобы осветить вырубленный в скале склеп. Иногда на стене обнаруживается полустершаяся фреска: вы можете различить чью-то голову или руку. Монах начинает рассказывать историю этой крипты, но вы слушаете рассеянно. Ваши мысли то и дело устремляются в прошлое, когда это темное помещение было полно света и жизни; здесь звучали человеческие голоса, хлопали двери — мужчины и женщины входили и выходили, а в маленькие оконца лился дневной свет.
На виа Урбана у подножия Эсквилина стоит, наверное, самая древняя римская церковь — спрятанная в полуподвале Санта-Пуденциана. Внешне это вполне современное здание, если не считать очаровательной звонницы, которая датируется примерно девятым веком. Церковь неоднократно реставрировалась, но в полукуполе над главным престолом сохранилась невероятно древняя мозаика, относящаяся к концу третьего — началу четвертого столетия. Помимо своей «естественной уникальности», она заинтересовала меня тем, что там представлены самые ранние мозаичные портреты святых Петра и Павла. Мы видим Иисуса Христа, восседающего на троне, а по обеим сторонам от него расположились апостолы. Слева изображен Петр в плаще странника, а справа — Павел с манускриптом в руке. Оба апостола уже в зрелом возрасте, бородатые, а Павел вдобавок — не то чтобы лысый, но с изрядно поредевшей шевелюрой. Таким образом, фреска отражает традиционное представление об его внешности.
Не приходится сомневаться, — пишет профессор Ланчани, — что в Риме трепетно сохранялись воспоминания о внешности апостолов. В результате даже простой школьник узнает святых на образах. Эти портреты дошли до нас в большом количестве. Они писались в тесных кубикулах древнеримских катакомб… При изображении апостолов художники строго следовали уже выработанному иконографическому типу. Святого Петра всегда рисовали человеком с грубым, волевым лицом, с вьющимися волосами и короткой бородкой. В отличие от него, святой Павел обладал более тонкими и изысканными чертами лица. Его можно было узнать по характерным особенностям, к коим относились: высокий лоб, намечающаяся лысина и длинная заостренная борода. Несмотря на древность изображений, портретное сходство не подлежит сомнению.
Эти
Многие скептики, доверяющие лишь тому, что написано в книгах, не способны взять в толк, как можно считать достоверным устное описание какого-то события или личности, которое на протяжении двух или трех столетий передается из уст в уста. Тем не менее в каждом старинном семействе существуют веские доводы в пользу устной традиции. Мне кажется, что монсеньор Барнс исключительно убедительно изложил свое мнение по данному вопросу в книге «Мученичество святых Петра и Павла»:
Многие недооценивают человеческую память. Люди часто хранят воспоминания о каких-то выдающихся событиях на протяжении весьма и весьма длительного времени. Кроме того, существует такое понятие, как коллективная память человеческого сообщества — очень эффективная, в особенности если она подкрепляется какой-либо ежегодной церемонией. Все сказанное, несомненно, относится к памяти о мученической кончине двух апостолов. Воспоминания об этой трагедии не выветрились из памяти римлян (по крайней мере, в том, что касается основных фактов).
У меня есть знакомый писатель, который происходит из семьи долгожителей с очень давними традициями. Так вот, ему нет нужды искать на стороне — вне своего семейного круга — примеры для доказательства. Его мать скончалась в 1927 году в весьма преклонном возрасте, и буквально до последних дней она сохранила воспоминания об июньском дне 1837 года, когда она маленькой девочкой присутствовала на коронации королевы Виктории. В данном случае мы имеем дело с так называемой «чистой памятью», относящейся к событию второстепенной (для данной дамы) важности, но тем не менее бережно сохранявшейся на протяжении более чем девяносто лет. Еще одну пожилую даму мой приятель часто посещал в детстве. Она рассказывала ему всяческие ужасы о Французской революции и, в частности, о казни несчастной Марии-Антуанетты. Девочкой ей довелось жить в Филадельфии, где ее отец занимал высокий государственный пост. Старушка уверяла, что знала Бенджамина Франклина. Но Франклин родился в 1706 году, то есть за три года до доктора Джонсона и за восемь лет до смерти королевы Анны. Если моему другу-писателю посчастливится дожить до возраста его матери — событие маловероятное, но в принципе возможное, — то образуется промежуток времени в двести пятьдесят лет, перекрываемый тремя человеческими жизнями. Вот прекрасный пример устной традиции. Бенджамин Франклин вполне мог рассказывать нашей старушке о каком-либо событии из своего далекого детства — например, о Бостонском пожаре 1711 года, а она, в свою очередь, передаст этот рассказ следующему поколению. Аналогичная картина могла сложиться в Риме первого века. Некий ребенок из христианской семьи мог присутствовать при мученической кончине святого Петра и своими глазами видеть, как вколачивали гвозди в его крест. В 150 году он еще вполне мог быть жив и рассказывать, допустим, своему внуку об этом событии. А его внук, при условии, что проживет достаточно долго, мог на склоне жизни пересказать эту историю другому мальчику, который имел шансы дожить до счастливого 312 года, когда — благодаря Константину Великому — христианская церковь наконец обрела право на спокойствие и земное счастье. Все мы отлично понимаем, какое значение римские христиане придавали мученической смерти апостолов. Так вот, с учетом всего вышесказанного, судите сами: возможно ли, чтобы христианский Рим забыл обстоятельства гибели святых Петра и Павла? Или еще пример. Представьте себе ребенка из лондонской семьи роялистов. Вся семья была потрясена, когда тридцатого января 1649 года законного короля Карла I обезглавили на Уайтхолле. Скажите на милость, сможет этот гипотетический ребенок впоследствии забыть, где и когда произошла эта злодейская казнь? Или же юный парижанин, слышавший, как едет к месту казни подвода с несчастной Марией-Антуанеттой — грохот колес по мощеной мостовой! — сможет ли он забыть, где и когда это случилось? До или после падения правительства Робеспьера? Да никогда в жизни! То же самое справедливо и в отношении мученичества святых Петра и Павла. Хотя какие-то мелкие детали могут забыться со временем, христианская традиция надежно сохранит самое существенное — время и место казни великомучеников. В этом отношении римская традиция — она же коллективная память христианской церкви — несомненно проявит исключительную точность и цепкость.
На меня большое впечатление произвели портреты святых Петра и Павла в церкви Санта-Пуденциана. Хотя наверняка существуют и более древние изображения, но эти — самые ранние из сохранившихся крупных мозаичных портретов апостолов. Я уже отметил ранее, что Петр изображен слева от Господа, а Павел справа. Этот любопытный факт вызвал столько споров между специалистами, что мне кажется целесообразным вновь процитировать монсеньора Барнса:
Многие современные писатели озадачены тем фактом, что там, где оба апостола встречаются вместе на одном полотне, обычно (особенно это касается ранних произведений) святой Павел изображается справа, а святой Петр слева от Иисуса Христа. На этом основании доказывают, что в раннюю эпоху римская традиция отдавала главенство Павлу. И тем самым становится очевидным, к каким кардинальным ошибкам приводит недостаточная информированность. Очевидно, наши малограмотные специалисты не знают, что в
