что апостол побывал на Британских островах, хотя мне все же кажется, что речь идет о пребывании в Испании. Удивляет, правда, тот факт, что в этой стране не сохранилось никаких легенд о посещении известного миссионера.
В то время, пока еще Павел был на свободе, в Риме произошел страшный пожар — случилось это ночью 18 июня 64 года. Тут, пожалуй, будет уместна краткая историческая справка. Дело в том, что император Нерон лелеял планы перестройки столицы, но ему противостояла мощная оппозиция в лице жрецов и владельцев ветхого жилья: их старые храмы и жалкие лачуги как раз ютились в районе Большого цирка, на территории, которую Нерон предполагал расчистить и заново застроить достойными зданиями. Подозрительным кажется, что пожар начался именно на спорной территории. Пламя быстро охватило скученные постройки, и скоро пожар уже было не остановить. В результате из четырнадцати районов города три были полностью уничтожены, а семь серьезно пострадали. Нерона не было в Риме на начала пожара, но он успел вернуться, чтобы увидеть, как догорают последние здания. Римляне были потрясены масштабами несчастья и, как всегда, начали искать виновных. Аналогичная история произошла в Англии, когда в правление Карла II случился Большой пожар: тогда вину свалили на католиков. Поскольку по Риму поползли слухи, затрагивавшие имя императора, Нерон решил обратить ярость народа против христиан. Так начался первый этап великих гонений на христианскую церковь.
Картина горящего Рима живо отражена в тех стихах «Откровения Иоанна Богослова», где описываются рыдания торговцев и мореходов из Эфеса на набережной:
«И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает: товаров золотых и серебряных, и камней драгоценных и жемчуга, и виссона и порфиры, и шелка и багряницы, и всякого благовонного дерева, и всяких изделий из слоновой кости, и всяких изделий из дорогих дерев, из меди и железа и мрамора, корицы и фимиама, и мира и ладана, и вина и елея, и муки и пшеницы, и скота и овец, и коней и колесниц, и тел и душ человеческих…
Торговавшие всем сим, обогатившиеся от нее, станут вдали, от страха и мучений ее, плача и рыдая и говоря: горе, горе тебе, великий город, одетый в виссон и порфиру и багряницу, украшенный золотом и камнями драгоценными и жемчугом! Ибо в один час погибло такое богатство. И все кормчие и все плывущие на кораблях, и все корабельщики и все торгующие на море стали вдали и, видя дым от пожара ее, возопили, говоря: какой город подобен городу великому! И посыпали пеплом головы свои и вопили, плача и рыдая: горе, горе тебе, город великий, драгоценностями которого обогатились все, имеющие корабли на море! Ибо опустел в один час»73.
Нам неизвестен год, в который случился арест Павла, окончившийся его мученической смертью. Ясно только, что это произошло в ходе гонений на христиан, последовавших за великим пожаром. Древняя традиция утверждает, что смерть Петра и Павла наступила в один день, и относит этот черный день к 67 году.
Именно этим периодом второго пребывания в Риме — уже не как «узника», а в качестве ненавистного христианина — датируется его последнее послание. Оно носит название Второго послания к Тимофею. В нем Павел жалуется, что многие старые друзья его покинули. Он просит Тимофея поскорее приехать и привезти фелонь и книги, которые он оставил в Троаде, в доме Карпа. Следует ли из этого, что апостол мерзнет в холодной темнице? Может, ему потребовался кепеник — дорожная накидка из шерсти киликийских коз, чтобы согреть кости в римской тюрьме? А для чего тогда книги и пергамент? Неужели его неукротимая натура даже в столь прискорбных обстоятельствах не желала смириться? Может апостол мыслил писать новые послания церквям?
Павел жалуется: «…один Лука со мною». И в то же время передает приветствия от Еввула, Пуда, Лина и Клавдии. Означает ли это, что Павел и Лука были заключены в одну темницу? И, невзирая на рядовые просьбы о плаще и пергаменте, ощущение надвигающейся трагедии пронизывает все послание. Это письмо человека, пребывающего в великой опасности и не ведающего, что ему готовит грядущий день и час. В этой ситуации Павел, величайший в мире миссионер, возвышает свой голос в обращении к христианской церкви.
«А ты последовал мне в учении, житии, расположении, вере, великодушии, любви, терпении, в гонениях, страданиях, постигших меня в Антиохии, Иконии, Листрах; каковые гонения я перенес, и от всех избавил меня Господь. Да и все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы. Злые же люди и обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь. А ты пребывай в том, чему научен, и что тебе вверено, зная, чем ты научен; притом же ты из детства знаешь священные писания, которые могут умудрить тебя во спасение верою во Христа Иисуса…
Итак заклинаю тебя пред Богом и Господом (нашим) Иисусом Христом, Который будет судить живых и мертвых в явление Его и царствие Его: проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием. Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням.
Но ты будь бдителен во всем, переноси скорби, совершай дело благовестника, исполняй служение твое. Ибо я уже становлюсь жертвою, и время моего отшествия настало…»74
Обратившись с призывом ко всем миссионерам христианского мира — прошлого, настоящего и грядущего, — Павел берет в руки перо и пишет собственную эпитафию:
«Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил».
Таково последнее письмо, написанное святым Павлом. Цепь, протянувшаяся сквозь время до того далекого дня; цепь, которую мы именуем церковной традицией, утверждает, что десять дней спустя апостола вывели из Рима по Остийской дороге и обезглавили под пинией на Лаврентийской дороге, в месте, которое носит название Аква Сальвиа.
На следующее утро я отправился осмотреть гробницу святого Павла, человека, по чьим стопам я прошествовал через весь античный мир.
Стояло раннее утро. Рим еще не успел проснуться. Солнце уже поднялось и отбрасывало причудливые тени под застывшими в безмолвии деревьями. Мне подумалось, что это самое чудесное время в суточном ритме Рима. Из близлежащих деревень на телегах, запряженных мулами и белыми быками, подвозили бочки с вином. В городе стояла такая тишина, что можно было расслышать шум фонтанов. Воздух полнился шелестом падающих струй, которые изливались — из раскрытой пасти льва и дельфина, из объятий наяды и тритона — и падали в мраморные бассейны.
Совсем скоро зазвонят колокола к ранней мессе. Сонные ризничие выглянут на улицу и начнут перестилать коврики возле церковных дверей. По улице потянется тонкий запах ладана. Так все и произошло. И, пока слушал римские колокола, я думал о Листре, Дервии и Иконии, лежащих на далеких взгорьях Малой Азии, и о Филиппах, просыпающихся под скупым солнцем Македонии. Я думал о древнем Коринфе, мертвом городе на равнине меж двух морей.
Бога поминали во всех местах, но сейчас — по прошествии столетий — они погрузились в тишину, и нам остается лишь вспоминать их историю. Мне пришла мысль, что эти церкви продолжают жить в звуке римских колоколов. Я подумал, что церковные колокола Рима звучат не только для римлян, но и для галатов, ефесян, колоссян, филиппийцев и коринфян — всех тех, чьи собственные колокола давно умолкли. Ибо в колоколах Рима, как и во всех христианских колоколах, продолжают звучать голоса святых Петра и Павла. И еще я подумал, как верно поступали средневековые мастера, которые присваивали своим творениям — отлитым колоколам — имена апостолов.
Очень скоро улицы Рима заполнились стройными колоннами семинаристов. Они следовали на занятия, как солдаты на параде: шеренгой по двое, над каждой парой зонтик. Я смотрел на этих молодых людей, многим из которых предстояло стать миссионерами, и думал: «Что бы сказал святой Павел, если бы увидел этих юных “солдат Христа” — наверняка похожих на Тимофея или Тита, — когда они вот так шествуют под утренним римским солнцем?»
Я пересек Тибр по мосту Сант-Анджело и направился в храм Святого Петра. Пробыл я там довольно долго, спускался в крипту и поднимался на крышу. Когда я снова вышел на улицу, Рим уже проснулся. Я решил найти те несколько мест в городе, которые связаны с памятью святого Павла.
