досье, чтобы вы знали, как много я о вас знаю. И поэтому надеюсь, что вы расскажете мне то, чего я не знаю. Считайте это исповедью. Доверие – основа взаимоотношений. Возможно, это спасет вам жизнь. И, что еще важнее, душу.

Арлен наклонилась вперед. Придерживая одной рукой одеяло, другой она вытащила папку у Дрю, положила ее себе на колени и начала быстро перелистывать страницы.

– Что это?

– То, что происходило со мной после убийства родителей, – глухо произнес Дрю.

– Но какое это имеет отношение к Джейку? Мой брат в опасности! Может быть, он уже мертв!

– К Джейку? – повторил Дрю. – Все это связано с ним. Пока не узнаешь всего, ты не поймешь.

– Вот мы и приехали, Дрю. – Дядя остановил свой красный “меркурий” перед лужайкой, отлого поднимавшейся к зданию, которое он назвал ранчо. – Мы построили его прошлой осенью, по самому последнему проекту. Таких не увидишь сейчас даже в Бостоне. Я надеюсь, ты здесь будешь счастлив. Ты у себя дома.

Дрю совсем не понравился этот дом, он показался ему чужим и неприветливым. Длинный, низкий, кирпичный. Труба над крышей, саде густо посаженными цветами, несколько низеньких деревьев. Это совсем не вязалось с его представлением о ранчо, и он, конечно, не мог не сравнивать этот дом с традиционным японским домом, построенным из дерева, с высокой покатой крышей, домом, в котором он прожил в Токио половину жизни. Кирпичи? – удивлялся он. Что же случится, если будет землетрясение?

И почему сад такой тесный?

“У себя дома”, – сказал дядя, и это его рассердило. Нет. Это был не его дом. Его дом остался в Японии, Где он жил с родителями.

Из дома вышли женщина и мальчик. Тетя и кузен… Он не видел их с пяти лет, с тех пор, как родители увезли его из Америки, и не помнил совсем. Но одно для него было ясно. Оба они, да и его дядя, ужасно не нравились ему. Тетя как-то неестественно сжимала руки. Кузен смотрел на него хмуро, исподлобья. А дядя все продолжал говорить, как все будет хорошо, как все они будут жить душа в душу.

– Ты будешь счастлив здесь.

Дрю, однако, сомневался в этом. Он чувствовал, что уже никогда не будет счастлив.

На следующий день он пошел на второе отпевание своих родителей.

Он провел это лето в одиночестве за телевизором или запирался у себя в комнате, которую так и называли гостевой, где читал комиксы. Как-то тетя сказала дяде, что ей кажется странным, что мальчик целое лето сидит дома, на что тот ответил:

– Дай ему время освоиться. Вспомни, что он пережил. А что Билли? Пусть поиграет с ним.

– Билли говорит, что он пытался.

На самом деле это было не так, и Дрю знал, в чем тут дело, – Билли ревновал его к родителям. Тетя сказала:

– Билли думает, что он какой-то чудной. Ни с кем не разговаривает, не…

– Не была бы ты тоже чудной на его месте? Это немудрено после всего…

– Ты на работе целый день. И не знаешь, каков он. Он же все время шныряет вокруг. Я гладила и даже не слышала, как он зашел. Вдруг смотрю, он рядом и как-то странно смотрит. Он похож на…

– На кого? Говори.

– Ну не знаю. На привидение. Он действует мне на нервы.

– Да, с ним, конечно, трудно нам всем. Но надо постараться привыкнуть к этому. В конце концов, он сын моего брата.

– А Билли наш собственный, сын, и я не понимаю, почему мы должны уделять больше внимания ему…

– Куда же ему еще деться? Скажи мне. Он не виноват, что убили его родителей. Что, черт возьми, ты хочешь от меня?

– Хватит орать. Соседи услышат.

– И мальчик может услышать, что ты о нем говоришь. Но это тебя, кажется, не очень тревожит.

– Я не позволю тебе так разговаривать со мной. Я…

– Ладно. Мне не хочется сейчас ужинать. Оставь для меня что-нибудь в холодильнике. Я пройдусь.

Дрю, слышавший все это из гостиной, откуда его не было видно, пошел в свою гостевую комнату и принялся рассматривать новый комикс.

На сей раз о Бэтмэне.

В сентябре стало еще хуже. В первый же день Дрю вернулся из школы с прилипшей к волосам жвачкой.

– Как это ты умудрился? – спросила тетя.

Дрю промолчал.