– За всю ночь?

– Ну нет, за один раз. А там посмотрим, – она слегка прикоснулась к его небритой щеке. – Но нам придется что-нибудь сделать с этой наждачной бумагой.

– Это часть моих намерений.

– Тогда ступай за мной, – улыбнулась она.

Пройдя с ним два квартала, она привела его в грязный многоэтажный дом с закопченными кирпичными стенами и пыльными окнами. Ступеньки порога были белыми от птичьего помета.

Перед дверью она задержалась.

– Теперь тебе, милый, не мешает узнать, что в соседней квартире живет мой дружок. Учти, если ты из тех, кто обожает разные грубости…

– То он и двое его приятелей с бейсбольными битами отплатят за этот визит.

– А ты, оказывается, догадливый.

Они вошли в полутемный вестибюль и преодолели два пролета скрипучей лестницы с шаткими перилами. Она отперла дверь в маленькую квартиру и сделала рукой гостеприимный жест.

– С милым рай в шалаше. Добро пожаловать, приют обездоленных. Оценив игру слов, Дрю подумал, что для уличной потаскушки она была излишне развитой.

– Ты училась в колледже?

– Да, прошла полный курс тумаков и затрещин. Ноты можешь рассчитывать на уроки любви, – она усмехнулась и, пропустив его в небольшую, но опрятную комнату, закрыла дверь. – Заметь, я не запираюсь. Это на случай, если моему дружку придется навестить нас. В баре есть кое-какая выпивка. Скотч, водка, бурбон. В холодильнике пиво. Это все за отдельную плату. Я могу заказать сэндвичи, но они тоже стоят дополнительных денег.

– Я дал зарок, что не буду пить, – сказал Дрю. – Но от съестного не откажусь. Если можно, то чего- нибудь без мяса. Сэндвичи с томатами или с салатом. Три. Нет, четыре. И молоко.

От голода у него засосало в желудке. Пока она заказывала по телефону еду, он внимательно оглядел комнату. Маленький телевизор “Зенит”, стереомагнитофон “Сони”, софа, крутящееся кресло.

– Это ванная? – спросил он, показав на дверь.

– Уж не думаешь ли ты, что ты – в Рице? – засмеялась она. – Это стенной шкаф. Вон там сортир. Извини, если не так сказала. А вот софа. Она же постель. Раздвинь ее и положи подушки.

Он опускал спинку софы, когда услышал шелест одежды у себя за спиной. Настороженно оглянулся. Слишком поздно. Она с натренированной быстротой сбросила с себя полиэтиленовую накидку, сняла свитер и уже расстегивала джинсы.

Он поднял руку.

– Нет. Я не хочу делать того, о чем говорил тебе, я солгал. – Она застыла, склонившись над молнией, а потом медленно подняла свою стриженую голову. Глаза удивленно остановились на нем. Грудь свисала, придавая ей какой-то беззащитный вид.

– Что? – постепенно свирепея, она выпрямилась. – В чем дело? На ее груди и на животе виднелись розовые стяжки кожи, свидетельствовавшие о том, что однажды она уже рожала.

– У меня были другие намерения. Я хотел объяснить тебе еще на улице, но мне показалось, что ты…

– Эй, я ведь предупреждала. Если у тебя на уме какие-нибудь грубости или другие непристойности, то…

Она подняла кулак, чтобы ударить в стену комнаты.

– Нет! Стой! – бросившись вперед, Дрю схватил ее за руки, пока она не успела постучать в тонкую перегородку между квартирами, и сразу смягчил интонацию. – Пожалуйста, не делай этого. Смотри, я отпускаю тебя. Смотри, я уже отступил на несколько футов. Тебе нечего бояться.

– Какого дьявола?

– Мне нужно только то, о чем я говорил. Я хочу провести ночь у тебя. Вот и все. Принять душ. Попросить у тебя бритву и привести себя в порядок. И лечь спать.

Ее брови изогнулись.

– Ты будешь принимать душ? А я, надо полагать, буду мыть тебя?

– Не обязательно, – вздохнул он, стараясь смотреть на ее мальчишескую прическу, что ему плохо удавалось. Как никак, он не видел женщин – а тем более обнаженных – с 1979 года, и сейчас его физически влекло к ней. Но он должен был сопротивляться чувствам и поэтому пытался не глядеть на ее грудь.

– Пожалуйста, накинь что-нибудь на себя.

– Нет, ты, видно, и впрямь извращенец, – проговорила она, хотя и без прежней злости. – Или ты хочешь сказать (игнорируя его просьбу, она положила руку на бедро), что тебе не нравится то, что видишь?

– Едва ли ты сможешь сейчас понять меня, но я… во всяком случае, до сих пор я был чем-то вроде священника.

– Ну так и что? – Она прищурила глаза. – У меня есть подружка, к которой каждую неделю ходят двое священников. Я тоже за равные права. И, как я слышала, у нас уже давно борются с дискриминацией.