Ломоносов требовал от оратора и поэта, прежде всего идейности, служения родине, патриотической направленности всего творчества, образцового знания дела и существа предмета. Люди, которые берутся за перо или выходят говорить перед народом, должны обладать обширными познаниями. Кто «искуснее в науках», подчеркивает Ломоносов, «у того больше есть изобилие материи к красноречию».

Ломоносов был чужд всякой манерности. Его «Риторика» была написана простым, ясным, доступным языком. Определения его точны и не оставляют недоумений. Ломоносов проявил замечательный педагогический такт и, несомненно, заботился о том, чтобы его книгу можно было изучать самостоятельно. Иногда для объяснения своей мысли он прибегает к примерам из обыденной жизни или даже области техники. Так, в главе «О расположении и союзе народов» Ломоносов говорит: «Союзы ничто иное суть, как средства, которыми идеи соединяются, и так подобны они гвоздям или клею, которыми части такой махины сплочены или склеены бывают. И как те махины, в которых меньше клею и гвоздей видное весьма лучший вид имеют, нежели те, в которых спаек и склеек много».

Ломоносов весьма ценил краткость и выразительность речи. В «Риторике» приведено много афоризмов, пословиц, метких сравнений и изречений. Ломоносов вводит в свою «Риторику» обширный общеобразовательный материал, большое число отрывков, как из собственных произведений, так и писателей различных времен и народов — от Демосфена до Эразма Роттердамского и от Вергилия до Камоэнса.

Ломоносов учит в своей «Риторике» служить словом своему отечеству.

В качестве образцов красноречия он помещает страстные речи Цицерона, исполненные патриотического и гражданского пафоса.

Приводит он и такой эпизод из речей Цицерона: «Били розгами среди Мессинской площади гражданина римского. Между тем никакого стенания, никакого крику от бедного сего человека не было услышано, кроме сего: — я римский гражданин. — Он чаял, что воспоминания сего гражданства отвратят все удары… О! сладчайшее имя вольности. О! преизящнейшее право нашего града».

В «Риторике» Ломоносова нашли место и такие изречения, в которых открыто осуждается деспотизм и феодальное неравенство: «Кто породою хвалится, тот чужим хвастает», «Кто лютостию подданных угнетает, тот боящихся боится и страх на самого обращает». И, разумеется, не случайно, а в поучение власть имущим включает он в «Риторику» изречение Ювенала: «Мщение есть подлые души утешение». Поместил Ломоносов и такие изречения, которые отвечали его собственному характеру, отражали его личные моральные правила: «Люблю правду всем сердцем, как всегда любил и любить до смерти буду», «Кто боязливо просит, тот учит отказывать» и др.

Ломоносов адресовал свою «Риторику» широким демократическим слоям русского народа. До него риторика составлялась на церковнославянском или латинском языке преимущественно духовными лицами и главным образом для наставления в проповедническом искусстве. Ломоносов вырвал риторику из рук духовенства и придал ей просветительное значение.

Став настольной книгой для нескольких поколений русских людей, «Риторика» Ломоносова воспитывала в них чувство долга, справедливости и любви к отечеству.

Еще большую роль в истории русской культуры сыграла составленная Ломоносовым «Российская грамматика», выдержавшая четырнадцать изданий и не потерявшая научного значения до нашего времени. «Грамматика» вышла в свет в 1757 году, хотя в первом издании указан 1755 год, когда она была представлена в Академию наук Ломоносовым. В черновых заметках Ломоносова к «Грамматике» среди прочих записей были и такие: «Меня хотя другие мои главные дела воспящают от словесных наук, однако видя, что ни кто не принимается…» «Я хотя и не совершу, однако начну, то будет другим после меня легче делать».

Вопросы «Грамматики» давно привлекали к себе внимание Ломоносова, и он чувствовал настоятельную потребность разработать их научно, руководствуясь прежде всего целями практической общенародной пользы. Уже в одном из параграфов «Риторики» Ломоносов четко формулирует свое отношение к вопросам языка. Указав, что украшение речи состоит «в чистоте стиля, в течении слова, в великолепии и силе оного», Ломоносов утверждает, что чистота стиля зависит, прежде всего, от «основательного знания языка», чему способствует «прилежное изучение правил грамматики». Чистота стиля приобретается также «от частого чтения хороших книг и от обхождения с людьми, которые говорят чисто». Таким образом, Ломоносов выдвигает как основное требование совершенное знание грамматики и одновременно знание книжного языка и живого языка образованных людей, «которые красоту языка знают и наблюдают».

Ломоносов придавал огромное значение грамматике. «Тупа оратория, косноязычна поэзия, неосновательна философия, неприятна история, сомнительна юриспрунденция без грамматики», — писал он в «Посвящении» к «Российской грамматике».

Ломоносов создавал свою грамматику, чтобы обеспечить дальнейшее развитие русского литературного языка — одного из главнейших двигателей русской национальной культуры. «Да возрастет и российского слова исправность в богатстве, красоте и силе!» — восклицал он.

Ломоносов взялся за неотложное дело. До Ломоносова не было подлинной грамматики русского языка. Школьники твердили грамматику церковнославянскую или латинскую. Но ни они, ни их учителя не имели никакого представления о грамматических свойствах языка, на котором они сами говорили, пока Ломоносов не издал первую обстоятельную грамматику русского языка — научную и практическую.

Историческое значение усилий Ломоносова по созданию научной грамматики русского языка раскрывается сейчас по-новому, в свете гениальных трудов И. В. Сталина по вопросам языкознания. «Словарный состав языка, — указывает товарищ Сталин, — получает величайшее значение, когда он поступает в распоряжение грамматики языка, которая содержит правила изменения слов, правила соединения слов в предложения и, таким образом, придает языку стройный осмысленный характер».[257]

Создавая свою грамматику, Ломоносов сумел отрешиться от схоластических представлений о языке. Вместо определения старинных грамматик и риторик: «Речь — хитрость добре глаголати», — у Ломоносова мы находим научное положение: «Слово дано для того, чтобы свои понятия сообщать другим». Общая материалистическая устремленность научного мировоззрения Ломоносова определила и его подход к изучению языка. Ломоносов понимал язык как средство общения людей, которое обеспечивает их взаимное понимание и объединяет их для взаимных действий. В первом же параграфе своей «Грамматики» Ломоносов утверждает положение, что язык служит человеку «для сообщения с другими своих мыслей». Не имея в своем распоряжении разумного слова, люди были бы лишены «согласного общих дел течения».

Язык существует в обществе и для общества, является необходимым условием общественного развития. Без языка, говорит Ломоносов, «не хуже ли были мы диких зверей, рассыпанных по лесам и пустыням». Язык для него и является существенным качественным отличием, которым «человек протчих животных превосходит». Далее Ломоносов говорит, что с помощью языка человек выражает «воображенные себе способом чувств понятия», — иными словами, что понятия, возникающие из чувственного восприятия внешнего мира, отражают объективную, вне нас существующую действительность.

Ломоносов, подходивший к явлениям языка с материалистических позиций, отчетливо сознавал особенности грамматики, заключавшиеся в том, что «хотя она от общего употребления языка происходит, однако правилами показывает путь самому употреблению». Таким образом, грамматические правила рождены исторической действительностью, возникают и совершенствуются в результате многовекового развития языка, являясь в то же самое время его действенным организующим началом.

Ломоносов отдавал себе отчет в обобщающем характере грамматики, которую он рассматривал как «общий чертеж всея обширности» безбрежного, как море, русского языка. Он называл грамматику знанием, «как говорить и писать чисто российским языком по лучшему рассудительному его употреблению». Ломоносов выводил грамматику из свойств самого языка и сумел отрешиться от рабского копирования правил церковнославянского языка.

«Грамматика» Ломоносова была основана не на предвзятых схоластических воззрениях на природу слова, а исходила из наблюдений над живым языком народа. Август Шлёцер, желая принизить значение филологических трудов Ломоносова, назвал его «натуралистом в грамматике». Против своей воли он воздал этим Ломоносову величайшую похвалу. Навыки и мышление естествоиспытателя, материалистический