– Можем, я точно знаю.

– Однако я не уверен, можно ли получить доступ из нашего лагеря. И, наконец, нужно ли. Мало интереса знать, кто они. Скорее беспокоит – каким образом нашли смерть в этой сети.

Таню слегка передернуло.

– Если эти ребята мои… – Она помолчала. – Ковач, я не хочу знать, кто они. Без такой правды можно жить.

Я подумал, что вполне могу до нее дотронуться. Таня сидела на стуле совсем близко от меня, но казалась полностью ушедшей в себя, многократно завернутой внутрь – как та загадочная конструкция, что нам предстояло открыть. Я продолжал смотреть, решительно не в состоянии выбрать на ее теле точку прикосновения – такого касания, которое не показалось бы ей грубым, слишком сексуальным или просто нелепым.

Пролетела секунда. И умерла.

– Мне нужно поспать, – сказал я и встал со своего места. – Думаю, тебе тоже. Сутъяди поднимет нас затемно.

Вордени безразлично кивнула. Я больше не занимал ее внимания. Могло показаться, что на нее глядело ружейное дуло. Ствол, нацеленный из прошлого в настоящее.

Я оставил археолога в одиночестве среди развала из небрежно исполненных технографических эскизов.

Я проснулся, почти ничего не соображая – то ли от радиации, то ли от химии, которой нас пичкали во избежание последствий излучения.

Из общего для всего нашего купола окна едва проникал тусклый свет, и сон никак не шел из головы…

Ты видишь, волк из «Клина»? Видишь, клинский волчара?

Семетайр?

Сон исчез одновременно с новыми звуками. В нише умывальника кто-то яростно чистил зубы. Выкрутив шею, я увидел Шнайдера, одной рукой вытиравшего голову полотенцем и одновременно обрабатывавшего рот штатным приводом зубной щетки.

– Доброе утро, – промычал он сквозь пену.

– Доброе.

Я сделал над собой усилие и сел.

– Который час?

– Пять с небольшим.

Шнайдер пожал плечами. Словно извиняясь, он отвернулся к раковине, затем сплюнул.

– Я не поднялся бы так рано, но Сян занялся своими боевыми искусствами, и мне все равно не спалось.

Я навострил уши. Сквозь шелест синтетических занавесок нейрохимия слуха донесла вполне отчетливые звуки. Кто-то тяжело дышал и хлопал полами одежды.

– Чертов псих, – пробормотал я.

– Да ладно тебе. На этом берегу мы в хорошей компании. Думаю, им требовалось именно это. Половина завербованных – натуральные психи.

– Да-а… И не один Сян страдает бессонницей. Кажется.

Встав на ноги, я поморщился, ожидая, пока мое боевое тело отреагирует на сигнал подъема. Кажется, Сян сражался именно с этим эффектом. Тело, уже имеющее повреждения, всегда с трудом отзывается после пробуждения. Симптомы грядущей смерти, как бы слабо это ни отражалось на функциональности. Вместе с болевыми ощущениями, приходящими постепенно, с возрастом, они представляли собой индикатор с мерцающим на нем обратным отсчетом. И времени больше нет. Пип-пип…

Послышался звук очередного удара.

Ий-я-я!

– Отлично.

Двумя пальцами я надавил на глаза.

– Кажется, я проснулся. Щетка уже свободна?

Шнайдер передал мне освободившийся привод. Сменив чистящую насадку, я включил моторчик и шагнул в нишу. Проснись и пой.

К моменту, когда я вышел в общее пространство купола, одетый и пришедший в более или менее нормальный вид, Сян уже сбросил пар. Упершись в землю широко расставленными ногами, он стоял на одном месте, лишь слегка покачиваясь из стороны в сторону, и производил замысловатые защитные движения. Стол и стулья были отставлены в сторону так, чтобы освободить центр помещения. Мебель перекрыла выход из купола. Снаружи просачивался свет – такой же синий, как и окружавшая наш дом песчаная пустыня.

Я взял из диспенсера банку «колы» с амфетамином, «специально для военных». Наблюдая за остальными, сорвал крышку и начал пить.

– Там что-нибудь было? – Сян спросил и, повернув голову ко мне, широким движением руки поставил блок справа. Я заметил, что прошлым вечером он смог улучить несколько минут, чтобы остричь копну волос