– Тебе видней.

Приятно, что Вордени не отреагировала. Я до сих пор не знал, пытали ее в лагере или нет. И хотя иногда казалось, что это не имеет значения, сейчас она не дрогнула при слове «пытка». И это хорошо.

– Зачем ты так, Таня?

– Говорю же, мы больше не в виртуале.

– Конечно. Я ждал.

Вдруг она встала со своего места и отошла к противоположной стене, где стояли мониторы для наблюдения за воротами с десятка разных точек. Потом, отвернувшись, нехотя проговорила:

– Ковач, ты должен извинить мое поведение. Так случилось, что сегодня я видела смерть ста тысяч человек. Они погибли, чтобы дать дорогу этому маленькому приключению. Да, я знаю, знаю… Это не наших рук дело. Но все как-то слишком складно, чтобы не чувствовать вину. Сейчас, выходя на улицу, знаешь: ветер носит вокруг нас останки. И это не принимая во внимание смерть героев-революционеров. Тех, что ты убил сегодня утром, не моргнув. Ковач, извини… Меня учили не этому.

– Значит, не будем вспоминать тех двоих, что мы выловили из сети. О чем тут говорить?

Она ответила, не задумываясь.

– Депре и Сян только что закончили аутопсию. И пока непонятно, от чего умерли эти два человека. Никаких следов, ни травм, ничего. Можно провести клеточное сканирование, но у меня есть чувство, что оно покажет ровно столько же. То есть ничего.

Мои слова заставили Таню обернуться.

– Почему?

– Потому. Думаю, то, что их убило, могло сделать с ними все, что угодно.

Я коснулся монитора там, где мерцало изображение ворот.

– И оно не похоже на известные нам явления.

– Считаешь, что-то могло пройти сквозь ворота? Ах да: «Ночью, когда стрелки показывали двенадцать… «Слушай, их точно съели вампиры! – Таня откровенно издевалась, но я ответил совершенно спокойно, без эмоций:

– Их убило «нечто». Эти двое скончались не от старости. И у тел отсутствуют стеки памяти.

– И что? Это не может быть одним из правил игры в вампиров? Изъятие стека? Хотя… по-моему, это забава более характерна для людей.

– Не обязательно. Цивилизация, способная построить гиперпространственный портал, может оцифровать все, что угодно.

– Нет доказательств.

– А здравый смысл?

На лице Вордени снова появилось ехидное выражение.

– Какой здравый смысл? Тот, который тысячу лет назад говорил, будто Солнце вращается вокруг Земли? Тот, к которому совсем недавно апеллировал Богданович, предлагая теорию узловых пунктов? Ковач, думаешь, здравый смысл антропоцентричен? Но он определен вполне конкретными допущениями. В предположении, что некая модель справедлива для человека, она должна работать в технологически развитом обществе разумных тварей всякого рода.

– Я слышал подобные речи.

– Не ты один. Бытие определяет сознание – это идеология массы. К чему кормить людей сложными теориями? Но что, если в марсианской морали нет места для смены тела? Ковач, ты хотя бы думал об этом? Что, если смерть означает твое, внутреннее отрицание жизни? Что, если не имеешь права вернуться, даже если можешь?

– В технологически развитой цивилизации? В культуре, освоившей звездную навигацию? Вордени, да это чушь собачья!

– Нет, такова существующая теория. Функционально-ориентированная этика хищника. Ферер и Иосимото из Брэдбери. К настоящему времени почти нет доказательств обратного.

– Ты в это веришь?

Археолог вздохнула и возвратилась на место.

– Разумеется, нет. Хочу лишь показать, что здесь можно найти куда большее, нежели в теплой посудине, где в своем соку варится вся современная наука. О марсианах нам неизвестно почти ничего. И это после сотен лет исследований. А то, что мы считаем установленным фактом, может в одну секунду стать ложью. Возможно, сейчас на Латимере кто-то открывает секрет марсианского сверхсветового двигателя, который он вмонтировал в стену собственной комнаты. Причем вверх ногами.

Я громко рассмеялся. Напряжение, буквально висевшее в куполе, несколько разрядилось. Вордени тоже слегка улыбнулась. Потом негромко продолжила:

– Нет. Скорее, нет. Думаешь, если я смогу открыть эти ворота, это будет означать некое понимание способа, каким можно ими управлять? Ни хрена подобного. Допущения здесь неуместны. Тут вообще нельзя оперировать человеческими понятиями.

– Что ж, прекрасно.

Я прошел в центр помещения, к Вордени, и захватил себе стул. На самом деле мысль, что стек человеческой памяти мог быть похищен марсианским террористом, что личность могли загрузить в чуждую человеку виртуальную среду и о том, какие чувства испытает эта личность… От этих картин по спине побежал озноб. В таких вещах копаться не хотелось.