связи. Практически это все мои люди.

– Это что, гарнизон милиции? – спросила Таня Вордени.

– Да, – Респинеджи печально вздохнул, но через мгновение снова обратил лицо к нам. – Разумеется, говоря о дороговизне, я имел в виду визиты политических агентов компаний. Вернее, цену, отданную за их расположение. Это выгодно для них и для нас. Чиновники – люди вполне предсказуемые, но… имеют свой… гм… интерес. И расположение к нам не означает прекращения набегов. Как правило, экспедиции возвращаются каждые несколько месяцев.

– Они сейчас здесь?

– Будь они здесь, я не стал бы приглашать вас. Улетели неделю назад.

Мальчика передернуло от нервной гримасы, странной для его совсем юного лица.

– Улетели, очень довольные найденным. Я рассмеялся, не сумев удержаться.

– Кажется, мы попали в правильное место и время.

– Смотря по тому, за чем вы пришли, – парировал Респинеджи. Он взглянул на Шнайдера. – Ян воздержался от объяснений. Однако пора уходить. Даже в Раскопе-27 есть места, более пригодные для бизнеса.

Вместе с нами мальчик направился к группе своих бойцов, издав при этом своеобразный квохчущий звук. Фигура того, кто прежде нес мальчика, неуклюже сгорбилась, поднимая Джоко на плечо. Позади я услышал вздох Вордени, увидевшей, что сделали с этим человеком.

Несомненно, с ним случилось худшее, что может произойти с человеческим существом. Впрочем, еще недавно я мог наблюдать и более ужасные вещи. Что-то весьма неэстетичное было в самой конструкции изуродованной головы, державшейся за счет серебристого цемента или скорее сплава, скреплявшего ее некогда целые части. Если вообще уместно строить догадки по поводу сюжета, я мог бы представить дело результатом удара шрапнели. По-моему, любое иное оружие, применяемое сознательно и с определенной целью, вообще не должно оставить шанса на восстановление тела.

Но здесь кто-то озаботился восстановлением. Разбитые обломки черепа уже мертвого человека составили вновь, заполнили резиноподобной массой промежутки между обломками его костей, вставили в пустые глазницы фоторецепторы, сидевшие теперь на местах словно серебристые, ждущие свою добычу пауки. Видимо, он решил вдохнуть в остатки мозгового вещества немного жизни. Достаточно, чтобы привести в действие вегетативные реакции и главные моторные функции тела. Похоже, существо действительно могло выполнять отдельные команды, заранее запрограммированные другими людьми.

Незадолго до моего последнего ранения на Северном выступе я работал с одним сержантом афрокарибского происхождения, чье тело было его собственным. Как-то ночью, лежа в руинах, бывших, кажется, церковью, я услыхал от него предание, в его народе передававшееся из поколения в поколение. Они пронесли свой миф через земной океан и впоследствии, надеясь на лучшую жизнь, – в мир, известный теперь как Латимер.

Миф рассказывал о колдунах. И о слугах, сделанных ими из тел умерших людей. Якобы их поднимали из могил. Не помню, как называли такое существо, но знаю точно: одно из них держало Джоко на своих руках.

– Тебе это нравится? – мальчик обратился ко мне, сидя у самой головы изувеченного создания.

– Не думаю. Нет.

– Ну да… выглядит неэстетично, однако… – мальчик старался придать своему голосу оттенок деликатности. – Однако, на мой взгляд, при разумном использовании повязок и подходящей одежды мы создаем ансамбль, достойный сочувствия. Искалеченный солдат и невинное создание, спасшиеся из руин своей жизни: идеальное прикрытие. Конечно, не дай нам бог такие обстоятельства.

– Все тот же старина Джоко… – ко мне подошел Шнайдер и приятельски подтолкнул локтем, добавив:

– Как я и обещал – всегда на шаг впереди обстоятельств.

Я лишь пожал плечами:

– Я видел, как целые колонны пленных расстреливали просто так, для тренировки.

– О-о… Да я и не сомневался. До своего печального конца наш друг служил морпехом. У него осталось достаточно рефлексов там, под «коркой», или в другом месте, куда они переписывают остатки личности, – мальчик неожиданно подмигнул. – Я человек бизнеса, а вовсе не технарь. В Лэндфолле я держал компьютерную фирму и подбирал все, что оставалось на поле брани. Смотри.

Рука мальчика скрылась под жилетом, и в ту же секунду его мертвый носильщик достал из-за спины длинноствольный бластер. Причем все это случилось очень быстро. Фоторецепторы с ясно различимым звуком повернулись, сканируя поле зрения слева направо. Респинеджи радостно улыбнулся и отпустил кнопку пульта. Существо убрало палец со спуска, аккуратно вернув бластер в чехол. Вторая рука, державшая мальчика, даже не дернулась. Ребенок дружелюбно прощебетал:

– Ты видел? Где не работает сострадание – там действуют иные возможности. Впрочем, я на самом деле оптимист. Ты даже не представляешь, как много осталось солдат, которым все еще трудно выстрелить в ребенка. В наше-то трудное время. Итак, довольно трепа. И не пора ли нам подкрепиться?

Респинеджи занимал верхний этаж и пентхаус в складском здании красного цвета. Здание стояло в непосредственной близости от «хвоста» сооружений раскопа. Почти весь эскорт был вскоре распущен, за исключением двоих из внешней охраны, прикрывавших нас по дороге до грузового лифта. Над головами раздавался металлический отзвук наших шагов. Когда мы поднимались на самый верх, под крышу, мальчик сказал:

– Если мне не изменяет память, все это помещение было заполнено артефактами первой категории. Их сортировали и упаковывали, чтобы потом отправить в Лэндфолл по воздуху. Бригады исследователей работали круглые сутки, посменно. Раскоп гудел день и ночь, а шум вы могли слышать по всей округе. Гул, похожий на сердцебиение.

– Вот чем вы занимались. Сортировали артефакты? – вопрос задала Вордени.

– Да, пока был совсем молод, – с насмешкой ответил Респинеджи. – Но я быстро прогрессировал. Знаете