Анне-Лиз. — Мои чувства его совсем не волнуют».
— Если бы я безумно любила мужчину, я была бы около него и ничто бы не разлучило бы нас, — ответила она, затем добавила приглушенным тоном: — При условии, что он меня тоже любит.
— А если бы ты была уверена, что нет?
Она долго смотрела на него.
— Тогда я бы очень берегла мое сердце.
Он же смотрел на огонь.
— Мариан считает, что я недостаточно люблю ее, отказываясь от титула барона. Быть баронессой для нее значит гораздо больше, чем я предполагал.
— Вы должны выбирать между нею и Робертом?
Он криво усмехнулся.
— Едва ли у Соломона были такие затруднения с принятием решений.
— И кого же вы предпочитаете?
Он минуту молчал.
— Не знаю. Каждый по-своему дорог мне. Я знаю Мариан с детства. И всегда был уверен, что мы поженимся. Только в Индии я иногда забывал об этом.
Анне-Лиз засмеялась.
— Может быть, забудете снова?
— Вы рассуждаете, как мой отец.
— Наша последняя ссора была на ту же тему. Не следует ли нам оставить в покое наших уважаемых отцов и не давать больше советов друг другу?
Он редко улыбался в эти дни, но сейчас тихая улыбка промелькнула на его губах.
— Ваш отец был один из лучших людей, каких я когда-либо знал.
Она с нежностью взглянула на него:
— Он очень любил вас… и очень гордился. У вас огромное мужество, Дерек, иначе вы бы не выжили.
— Думаю, завтра пойти на прогулку, — сказал он решительно. — А в конце будущей недели я надеюсь отправиться пешком в Брайервуд и сказать Мариан, что она имеет возможность стать женой полковника колониальной армии, к которой я принадлежу!
Взбираться по ступенькам Брайервуда оказалось так же тяжело, как на склон ущелья в Кибере. И результаты были такими же катастрофическими. Дерек вернулся в Клермор ошеломленным, лакей и возница буквально внесли его в дом.
— Мариан не поедет в Индию, — сообщил он Роберту, поспешившему к нему. — Помолвка расторгнута. Она сказала, что если бы я любил ее, то не звал бы в эту холерную смертельную жару. А теперь, — он повернулся к Анне-Лиз, которая хотела помочь ему добраться до спальни, — я хочу остаться один!
— Как тигр из джунглей! — сострил Роберт, когда дверь за Дереком захлопнулась.
— Будьте серьезнее, Роберт, — сказала Анне-Лиз резко. — Он терпит все это ради вас.
Роберт покачал головой:
— А я думаю, что он заботится о себе, только сам не знает об этом.
— Он потерял карьеру, здоровье, богатство, а теперь и Мариан. Я боюсь за него.
— Ладно, — подытожил Роберт. — Ему будет только лучше без нее, вот увидите.
Прошла неделя, прежде чем Дерек вышел из своей спальни. Если «ему и было лучше без Мариан», то по его виду это было незаметно. Теперь он часто приказывал лакею и кучеру выносить его в сад вместо того, чтобы с усилием самому хромать по дорожке из гравия. Его состояние ухудшалось, и по утрам он долгие часы дремал в шезлонге в библиотеке. Активный, энергичный человек, он был практически прикован к костылям и подчас злился на Анне-Лиз, когда она заходила к нему. Когда же ей удавалось уговорить Дерека, чтобы она почитала ему что-нибудь, он слушал ее чтение равнодушно. Иногда он притворялся, что ему интересно, но она чувствовала: его мысли с Мариан.
Однажды после обеда он спокойно лежал на траве, голова его покоилась на коленях Анне-Лиз. Она читала ему стихи Джона Донна. Солнечные блики мерцали на самшитовой изгороди, кустах роз и сирени.
— Я думаю, Донн мог бы назвать вас «леди сумрака», — сказал Дерек, когда она закончила читать «Канонизацию».
Она подняла голову.
— Потому что сумрак ваших глаз под веками нежного сиреневого цвета… — импровизировал он, — и у вас ренессанское лицо… как у героинь Данте. Мне кажется, будто мы в солнечном саду четыреста лет назад, вместе с веками, остановившимися, чтобы услышать:
Она засмеялась:
— Боюсь, и у вас все перемешалось — и Донн, и Данте. Данте мог бы назвать меня мрачной и смуглой.
— Как крылья ночи, — проговорил он. — Очаровательная и светлая, как полуночная звезда…
Анне-Лиз улыбнулась.
— Розовые солнечные лучи, мне кажется, растопили ваше сердце. С вашей леди, может быть, все еще уладится.
— Я не собираюсь просить ее… или Роберта, — сказал он почти грубо. — Моя голова все еще болит, как дьявол, и я могу сойти с ума хоть через час. Им обоим будет лучше без меня.
— Вы все еще боитесь, что вас могут отправить в сумасшедший дом?
— Что бы ни случилось, я не хочу оказаться там.
Она пристально посмотрела на него.
— Вы не причините себе вреда?
Он закрыл глаза.
— А почему я должен это сделать?
Несмотря на уклончивый тон, она почувствовала в его голосе страх. Стараясь не показать, как она испугалась, Анне-Лиз судорожно решила: «Что же делать? Если его запереть, то и тогда он может покончить с собой». Она вдруг четко осознала такую возможность. Анне-Лиз осторожно наклонилась и поцеловала его.
Он открыл глаза в изумленье:
— Что за черт…
— Не черт, — проговорила она. — Я просто подумала, что стоит вам напомнить, что еще не все потеряно. Пока вы живы, все возможно: вы выздоровеете и вас обязательно полюбит какая-нибудь женщина.
Он долго смотрел на нее.
— Роберта вы целовали так же?
Она рассмеялась.
