– О чем ты, черт побери? Я не сделал ничего плохого! – прорычал Лахлан.

Да, порою он действительно напоминал дикого зверя. Должно быть, это общее свойство жителей Хайленда. В поведении английских воинов Эмили ни разу не замечала подобных проявлений животного начала. Они не походили на хищников даже в минуты крайнего раздражения, в припадке ярости.

– И как только вы можете утверждать подобное? Похитили меня! А пока я не сказала, что вышла замуж за Талорка, и вообще собирались оставить в лесу, на съедение волкам! Заставили плыть по морю в крошечной лодочке! Целовали – всего лишь для того, чтобы проверить, говорю ли правду. А потом заявили брату, что совсем не умею целоваться, а значит, невинна.

По мере того как Эмили перечисляла грехи, праведное возмущение вождя неуклонно возрастало.

– Похищение спасло тебя от брака с Талорком. Так что пошло во благо, и ты сама прекрасно это понимаешь.

– Вы… вы обидели меня… поцелуем.

Да, действительно обидел. Причем куда острее, чем похищением из неприветливого клана.

– Неправда, не обижал. Целовал очень, очень нежно. – Серьезный тон Лахлана подчеркнул важность признания.

Эмили почему-то не могла вспомнить особой нежности… только жар, удовольствие, а потом приступ страшного стыда.

– Унизили меня… да еще перед своим ворчливым братом.

– Не унижал.

– Обязательно отрицать все, что бы я ни сказала? – Если говоришь неправду, то обязательно.

– Но ведь вы действительно унизили. Заставили почувствовать острое наслаждение. Добились ответа на поцелуй. А потом оказалось, что все это было лишь проверкой.

Неужели он действительно ничего не понимал? Не понимай, насколько унизительно и оскорбительно для женщины поверить в чувства мужчины и вдруг запоздало, уже проявив собственное неприличное желание, обнаружить обман, подвох, уловку?

– Я вела себя как непристойная женщина, а оказалось, что вы всего лишь испытываете… проверяете…

Эти слова Эмили произнесла шепотом, низко опустив голову. Смотреть на Лахлана не было сил.

– Так ты жалеешь, что ответила на поцелуй?

– Да.

Интересно, все мужчины не понимают женской логики или только этот?

– Ну, в таком случае в твоем смущении виноват вовсе не я. Это исключительно твоя вина.

Подобной жестокости Эмили не ожидала.

– Моя вина? Но ведь я не просила этого поцелуя.

– Зато солгала. И не оставила иного выхода – пришлось проверить истинность твоих слов. Да ведь ты и сама только что призналась, что обиделась не на сам поцелуй, а на собственную реакцию. – Можно было подумать, что вождь страшно гордился собственной нерушимой логикой.

Самое ужасное заключалось в том, что Лахлан был прав. То есть, конечно, он очень и очень ее обидел, но дикий мужской ум диктовал один-единственный путь. Не ответь она на поцелуй, никакого унижения не последовало бы – лишь благородное и праведное возмущение. Так что обида действительно заключалась в собственной постыдной слабости.

Захотелось плакать. Ну почему, почему жизнь так жестока, так несправедлива? Эмили заглянула в прошлое и увидела, что все несчастья навлекала собственным поведением. Она оттолкнула отца, не приняла раскаяния и ласки после того, как он пытался ее утопить. Что ж, в итоге лорд Гамильтон отправился на поиски утешения и привел в дом Сибил. Она не смогла стать такой, какой ее хотела видеть мачеха, и в результате навсегда лишилась не только любви, но даже обычной симпатии.

Она, именно она, разрушила собственное будущее с Талорком – тем, что не захотела понять и принять нетерпение и грубость, а ответила дерзко и своевольно. Она же уничтожила последние шансы на спасение Кэт – собственной ложью, из-за которой ее не отпустили, а увезли на этот остров. И наконец, ответом на поцелуй Лахлана посеяла горькие семена унижения.

Чтобы не зарыдать, пришлось собрать последние силы. И все же несколько тяжких вздохов успели вырваться из груди, а на глаза навернулись слезы.

– Эмили? – Голос Лахлана звучал встревоженно.

Наверное, вождь испугался, что пленница снова поддастся меланхолии. Нет, она не настолько слаба! Вполне возможно, порою отчаянно глупа, но не безнадежно безвольна!

Она вытерла слезы.

– Уверена, что вы… вы правы…

Голос отвратительно срывался, но так уж получилось. И все же слезы не означали, что того и гляди она снова потеряет над собой контроль.

– Не плачь. Запрещаю.

– Я и так… – Эмили тяжело вздохнула и постаралась говорить ровно. – И так не плачу.

Лахлан произнес какое-то непонятное слово. Наверное, по-гэльски, хотя звучало оно как-то странно. Но ведь Эмили знала язык не слишком хорошо, особенно когда дело касалось проклятий и ругательств.