глаза приспособились к темноте. Цирцен чувствовал себя здесь неуютно. Комната была местом, к которому он обращался только в самые мрачные времена.

Лэрд миновал маленькие столики, лениво повертев в руках разнообразные “дары”, принесённые ему тёмным эльфом. Предназначенье некоторых Цирцен понимал, других – никогда не хотел знать. Адам давал им странные названия: батарейки, автоматические винтовки, зажигалки, тампоны. Цирцен изучал некоторые из них, а одно использовалось им много раз за прошедшие столетия. Адам называл его “переносной CD плеер”. Обычно его любимым был “Реквием” Моцарта, однако сегодня Цирцен был более расположен к “Полёту валькирий” Рихарда Вагнера. Одев наушники, Цирцен поставил плеер на максимальную громкость, опустился на стул в углу и уставился на пламя свечи. Бумаги хрустнули у него в спорране. Криво улыбаясь, Цирцен извлёк их оттуда. Он забыл, что давным-давно засунул бумаги в сундук, с трудом избежав губительной ситуации, найдя их снова. Последнее, на что Лизе нужно наткнуться, так это его криво накарябанные и слезливые самонаблюдения. Девушка могла принять его за душевнобольного.

Он знал первый свиток наизусть:

“4 декабря 858 года

Мне сорок один, и сегодня я обнаружил, что, благодаря Адаму Блэку, буду жить вечно. Мои руки дрожат от гнева, и я с трудом погружаю перо в чернила. Адам не оставил мне выбора – но имеют ли значение желания простого смертного для бессмертного народа, который потерял способность чувствовать?

Он не говорил мне ничего до моей свадьбы, состоявшейся сегодня. И даже потом он не сказал мне всего. Всего лишь признался, что десять лет назад подсыпал мне зелье в вино. Теперь мне придётся наблюдать, как стареет моя жена, лишиться её, когда она умрёт в то время, как я продолжу одинокое существование. Стану ли я таким же чудовищем, как Адам Блэк? Не притупит ли и время мою способность чувствовать? Не сделают ли тысячи лет меня уставшим от необходимости терпеть и не окрасят ли плутовским безумием мой разум, который станет наслаждаться озорными интригами? Не сделают ли две тысячи лет из меня существо, подобное им, страстно увлечённых борьбою смертных, которую они больше не могут чувствовать? Не такого я желал моей любви. Лучше, чтобы она могла жить и умереть, как предначертано природой.

Ах… неужели только этим летом я мечтал о детях, играющих возле отражающего свет пруда? Сейчас я остановился и подумал – что, дать этому шуту еще пищу для забавы? Какую жестокость мог бы передать Адам моим сыновьям и дочерям? Ох, Найя, прости меня, любимая. Ты обнаружишь меня бесплодным, как виноград без косточек в вине .”

И второй свиток, в котором лэрд определил свой жизненный путь:

“31 декабря 858 года

Разум мой снедаем бессмертием. Я напрасно размышлял над этими вопросами в течение прибывания и убывания луны, а сегодня вечером, после которого начнётся новый год – первый из бесконечного множества следующих за ним – наконец, принял решение. Я не позволю сумасшествию бессмертия заполучить меня, и преодолею его по-своему. Я придумал свод правил.

Я, Цирцен Броуди, Лэрд и Глава клана Броуди, клянусь честно и твёрдо придерживаться этих догм, никогда не нарушать их, а если нарушу, то могу скатиться к разрушительному шутовству в духе Адама и стать созданием, для которого нет ничего святого.

Я не буду лгать.

Я не пролью кровь невинного.

Я не нарушу принесенную клятву.

Я не буду использовать магию для личной выгоды или славы.

Я никогда не уроню своей чести .”

И третий, когда, в конце концов, жестокое осознание проявилось, и Цирцен вкусил горький осадок, сокрытый в чаше бессмертия, замаскированный сладким нектаром идеального здоровья и долголетия:

“1 апреля 947 года

Сегодня, я похоронил своего приёмного сына Джимми, зная, что это всего лишь одни из неизменной, непрерывной череды похорон. Понимание приходит поздно, и мой разум по привычке возвращается к Найе. Много лет прошло с тех пор, как я спал с женщиной. Решусь ли я снова полюбить? Скольких людей я похороню? И будет ли это настолько горько, что я сойду с ума? Тьфу. Одиночество .”

Воистину одиночество.

Свирепая музыка грохотала у Цирцена в ушах. Он пристально смотрел на огонь, осторожно открывая часть своего сознания, которую обычно держал крепко запертой. В отличие от Друидов, которые использовали ритуальное искусство, включавшее связующие заклятья и заклинания, истинная магия не нуждалась ни в церемониях, ни в рифмованных стихах. Разновидность магии Адама была процессом открытия разума и концентрации для вызова силы. Цирцен обнаружил, что зеркальная поверхность отражающей глади пруда позади дома или отполированный металлический диск зачастую давали лучшее средоточие.

Цирцен ушёл в себя, решительно всматриваясь в щит, висящий на стене. Он сам сделал его сотни лет назад, и хотя щит был слишком изношен для битв, он хорошо служил Цирцену точкой, на которой можно было сосредоточиться. Когда последний раз Цирцен пытался увидеть будущее, он заглянул на пятьсот лет вперёд, чтобы определить, кем он станет. Мелькнувшее в глубине щита видение было очень жестоким. Оно сказало Цирцену, что в семнадцатом столетии он будет развращённым безумцем.

Судьба? Предопределение?

Его видения честно сказали Цирцену, когда и как умрёт Найя, но всё равно, он не мог спасти её. Старость - естественная причина, против которой у Цирцена не было оружия. Лэрд потерял жену, оказавшись бессильным, несмотря на свои способности. Умирая, Найя злилась на него, называла Цирцена демоном за то, что его волосы не поседели, а лицо не покрылось морщинами.

Цирцен избавился от воспоминания, сильнее сосредотачиваясь. Образы расплывались, медленно проясняясь. Поначалу Цирцен мог различить только цветные пятна: розовые, бронзовые, малиновые, цвета слоновой кости. Цирцен сильнее сосредоточился на том, что готовят ему следующие несколько месяцев.

Когда картинка стала чёткой, его руки вцепились, как когти в подлокотники кресла.

Цирцен пристально смотрел, вначале шокированный, затем очарованный, и, наконец, согласившийся с увиденным. Лёгкая улыбка играла на его губах.

Кто он такой, чтобы спорить с судьбой? Если именно это предначертано ему временем, кто он, чтобы столь самонадеянно думать, что может изменить что-то? Цирцен мог поклясться, что ничего этого не будет, пока не произойдут все разделённые на последовательные действия события, начиная с первого дня прибытия Лизы.

Он будет наихудшим лгуном, если попробует убедить себя, что надеялся увидеть что-то другое.

Цирцен втянул в себя воздух, наблюдая за обнажённой женщиной отражающейся на щите, покачивающейся, сидя верхом на голом лэрде. Его живот сжался, а член болезненно затвердел, когда Лиза широко развела ноги и дюйм за дюймом стала опускать к нему свои жаркие, влажные ножны. Цирцен ясно видел девушку на щите, словно это он лежал на спине, наблюдая за тем, как Лиза оседлала его. Её качающаяся полная грудь дразнила Цирцена, соски сжались. Он поднял руки, чтобы погладить их шершавыми ладонями, подразнивая сморщенные вершины. Лиза изогнула спину и откинула голову назад, обнажая шею. Мускулы на её шее были напряжены от страсти, пока она растягивала удовольствие, и это неимоверно возбудило Цирцена. Его жаркий взгляд скользнул вниз, следуя по её груди, по ложбинкам, по животу, к мягким завиткам между бёдер. Очарованный Цирцен наблюдал, как девушка пронзает себя его копьём, как открылся толстый стержень его члена и затем снова погрузился в её холм. В его видении, у Лизы была крошечная, тёмная родинка на внутренней стороне левого бедра, и пальцы Цирцена скользили по ней. Он жаждал поцеловать её, пробежаться по ней языком.

Цирцен почти мог ощутить, как её тело сжимается вокруг него: тугое, горячее и скользкое от влаги, что заставляет мужчину ощущать себя непобедимым. Мера, что свидетельствует о его удали: чем влажнее женщина, тем больше желает этого мужчину.

Когда, наконец, щит потёмнел, Цирцен пришёл в себя, держа руку на члене. Тот увеличился и жаждал разрядки.