Аржакон погоняет лошадь с сеялкой. Муся стоит на запятках сеялки.
И вот уже комбайн плывет. Комбайнер в очках, незнакомый нам. А подручным сидит Аржакон; он дергает за веревку копнителя. Параллельно с комбайном идет грузовик – принимает зерно.
Грузовик отходит от комбайна и катит по пыльной полевой дороге.
Он подъезжает к пакгаузу возле реки; здесь грузчики насыпают мешки. На каждом мешке крупное табло: «Госсортиспытание» и чуть ниже, крупно: «Якутянка-241». Мешки несут на катер. Здесь Муся что-то говорит приемщику и расписывается в накладных. Приемщик тоже подписывается.
На очередной машине подъезжает Василий, подходит к Мусе, спрашивает:
– Нагрузились?
– Да, – отвечает счастливая Муся.
– Ну, поздравляю! С первым рейсом нашей «Якутянки», – Василий жмет ей крепко руку.
– Разрешите и мне присоединиться, – жмет руку Мусе приемщик. – Ваша «Якутянка» далеко пойдет.
– Не знаю, как «Якутянка», а вот автор ее далеко поедет… Это уж точно! – Василий вынимает из папки отпускной билет и подает Мусе.
Муся читает, сначала не понимая:
– Отпускной билет… – И взрывается от радости: – В Москву едем? На восемь месяцев! Вася, милый!
И она, забывшись, целует его при всех.
Опытная станция. Длинный северный день клонится к концу. Еще в кровавом отсвете заходящего солнца полыхает закат, еще в синей дымке хорошо просматриваются восточные дали, а природа уже спит: затихла до зеркального блеска река, не видно птиц в воздухе, бормочут спросонья куры на поветях, тяжко вздыхают жующие сено лошади, спят на подушках дети – Володя и Наташа, и где-то далеко на лесной опушке монотонно и протяжно кричит полярная совка-сплюшка:
– Сплю-у-у… Сплю-у… Сплю-у-у…
Василий и Муся сидят в селекционной лаборатории. На столах целые вороха отборного зерна. И они утомились: Василий курит, Муся сидит, устало опустив руки.
– На сегодня хватит, – говорит Василий. – Спать пора. Завтра с рассветом в путь.
– Да, пора, – отзывается Муся…
Они шли от реки. Их было трое: один в военной форме с пистолетом, второй в сапогах, черном плаще и широкой кепке, третьим был Судейкин. Они подошли уверенно к дверям Силантьевых и постучали.
– Кто там? – отозвался Василий.
– Василий Никанорович, откройте! – сказал Судейкин. – К вам уполномоченные.
Василий открыл дверь и те вошли, оттеснив его плечом.
– Спокойно! – сказал человек в кепке. – Мы из Якутска.
Он показал Василию удостоверение и ордер на арест, потом коротко приказал:
– Собирайтесь!
Муся, еще толком не поняв, в чем дело, спросила:
– Куда?
– Вас это не касается, – ответил тот, в кепке.
Между тем он и лейтенант стали тщательно осматривать комнату. Но здесь, ничего, кроме кроватей, да шкафа, да спящих детей не было.
– Где ваши бумаги? – спросил старший, что был в кепке.
– Какие бумаги?
– Ну, записи, книги, тетради.
– Все в лабораториях, – услужливо сказал Судейкин.
– А вы помолчите, – оборвал его старший.
– Есть! – вытянулся Судейкин.
– Попрошу в лабораторию!
Василий, все трое пришедших и последней Муся вошли в лабораторию Василия.
– Это ваши записки? – указал старший в черном плаще и кепке на стопку папок, тетрадей и черновых записок.
– Да, – сказал Василий.
– Забери! – коротко кивнул лейтенанту старший.
Тот моментально сложил все в большую кожаную сумку. Человек в кепке деловито осмотрел содержание стола, прошелся глазами по стенам, оглядел полы.
– Вы, может быть, ответите мне, что это значит? – опять спросила Муся.
– Ваш муж обвиняется в антисоветской деятельности, – холодно ответил человек в кепке.
