На другом краю этого обширного поля, возле самого облесья, стоял добротный крестовый дом из потемневшей коричневой лиственницы, а за ним двор, амбар, поленницы и, наконец, на отшибе молотильный сарай. Все здесь сделано прочно, экономно.

Когда Муся и Аржакон подходили к дому, залились собаки, и сам хозяин вышел на крыльцо. Это был еще относительно молодой мужик без шапки, с кудлатой рыжей головой, в оленьей безрукавке, в бахилах из сохатиного камуса, он высился горой на крыльце.

– Цыц! – зычным окриком унял он собак. – Проходите, они не тронут, – прогудел и, не здороваясь, сам прошел в избу.

В чистой передней комнате, с большой русской печью, с божницей в красном углу, он поздоровался легким поклоном:

– Здравствуйте! Проходите к столу.

На лавке у стола сидела миловидная женщина в длинной поневе и в белой полотняной кофте с красным шитьем на рукавах. Рядом с ней сидели и смирно глядели на вошедших два мальчика.

– Пантелей, я тебе привозил ученый. Его Москва ездил, – указал Аржакон на Мусю. – Теперь у нас на станции работай.

– Меня зовут Мария Ивановна…

– Милости просим, – повторил Пантелей, приглашая гостей к столу. – Авдотья, собери на стол!

Хозяйка встала из-за стола, прошла к печке.

– Может, молочка топленого испробуете? С кашей. Может, мясца? – спросила она Мусю.

– Спасибо, мы не хотим.

– Тебе не хочет, моя хочет. Тебе лодка сиди, моя шестом толкай. Не одинаково, понимаешь.

Все засмеялись. Стало как-то проще. Хозяйка накрыла на стол, беседовали, рассевшись по лавкам.

– У вас всегда вызревает пшеница? – спросила Муся.

– Всегда, – ответил хозяин.

– А сколько же лет вы здесь сеете?

– Не знаю. Еще дед мой раскорчевал эту заимку. Мне она досталась при семейном разделе.

– Значит, это заимка? А где же ваш основной дом был?

– В Вознесенском. Там отец проживал.

– А где же он теперь?

– Сослали в Сибирь.

– В Сибирь?! Куда уж еще из Якутии?

– Лес заготовлять. Говорят, кулак.

– Что значит – говорят?

– Значит, так определили. А какой же кулак отец мой? Вон Рындин был кулак! Рыбный завод держал… Работников имел. А отец мой сам всю жизнь хрип гнул, не токмо что работников нанимать. Дак мы сами плотники, сами все и смастерили. Какие же мы кулаки?

– И вас с Авдотьей притесняют?

– Покамест нет. Мы в середняках числимся.

– А вы жалобу писали насчет отца?

– Писал, да что толку? Может, отца бы и не тронули, да нужда случилась. Артель охотничью создали, а конторы не было. Вот и заняли дом моего отца под контору да под пушной склад.

– Кто же так распорядился? Это ж нечестно!

– Судейкин.

– Сидор Иванович?

– Он эту артель создавал. А потом ушел на станцию. Теперь и спрашивать не с кого.

– Нет, это дело нельзя так оставить. Я мужа попрошу – пусть съездит в Якутск.

– Где уж там…

Хозяйка меж тем накрыла на стол и даже поставку медовухи налила.

– Кушайте на здоровье, кушайте!