под площадью Чхонмё-Плаза снизилось. Чистокровные любят поминать пословицу насчет того, что молния никогда не ударяет в одно и то же место дважды, однако часто ведут себя так, словно верно как раз обратное.
В то же время у чистокровных короткая память, особенно когда дело касается их желудков. Ко второму месяцу количество посетителей вернулось к среднему уровню. Келима-689 и Келима-889 были особо привлекательны: как новый корневой тип с калейдоскопическими глазами и кроличьими зубами, они притягивали целые очереди наблюдателей за фабрикантами. Те направляли на них свои никоны, а Ма-Да- Лью изнывали от зависти.
Не расскажете мне подробнее о своем опыте вознесения?
Как я теперь пониманию, он был зеркальным отражением того, что испытывала Юна-939. Во-первых, в голове у меня зазвучал какой-то голос. Это очень меня тревожило, пока я не поняла, что никто другой не мог слышать этого голоса, известного чистокровным как голос разума. Впрочем, вознесение вообще не могло не тревожить, особенно после того, что случилось с Юной-939. Чистокровные по всем Двенадцати Городищам Ни-Со-Копроса внимательнейшим образом наблюдали за нашим поведением, дабы выявить недозволительную сообразительность, и по нескольку сотен фабрикантов в неделю направлялись по их доносам на переориентацию.
Во-вторых, стал развиваться мой язык: например, если я собиралась сказать просто «хороший», мой рот замещал это более благозвучным словом, например «благоприятный», «милостивый» или «правильный». Я научилась следить за каждым произносимым словом, сделалась собственным редактором и цензором.
В-третьих, необычайно обострилось мое любопытство относительно всего сущего, и в особенности Внешнего мира: тот «голод», о котором говорила Юна-939. Я подслушивала сони посетителей, РекЛ, прогнозы погоды, речи Советников, что угодно, лишь бы узнать нечто новое. Я, как и она, жаждала узнать, куда ведет лифт. Не ускользнул от меня и тот факт, что две фабрикантки, работавшие бок о бок в одной ресторации, обе испытывали эти радикальные умственные перемены.
Наконец, у меня возникло чувство отчужденности. Среди своих сестер одна я понимала всю тщетность и нудность нашего существования, и они меня избегали, в точности так же, как в свое время избегали Юну-939, — ведь сестры все понимают, даже если не понимают, что понимают. Однообразие существования замедляло ход времени; я стала ненавидеть волны потребителей, изрыгаемые пастью лифта; меня беспрестанно преследовали те же сомнения, что и Юну. А что, если Папа Сонг совсем не отец нам, а просто-напросто РекЛ?
Как же я завидовала своим некритичным, бездумным сестрам! Ни одной из них я не смела упомянуть об испытываемых мною превращениях.
Вы знали, чего вам не следует делать. А что вы намеревались сделать?
Что еще я могла делать, кроме как ждать и терпеть?
Два вознесения, случившиеся бок о бок, означали некую целевую программу. Чтобы узнать ее цель, мне надо было избежать переориентации или участи наподобие той, что выпала Юне-939. Так что я изо всех сил приглядывалась к другим фабрикантом, чтобы воспроизводить их внутреннюю пустоту. Повиновалась всем Катехизисам, особенно в присутствии Смотрителя Ли. Это было нелегко. Страх усиливает осторожность, но скука ее подтачивает. Просыпаясь во время комчаса, я никогда не входила в тайную комнату Юны, ибо там крылась не тайна, но ловушка. Я даже не смела пошевелиться, пока не загорался желтый сигнал подъема.
Как долго пришлось вам выдерживать это состояние?
Несколько месяцев. А именно — вплоть до девятой ночи последней недели 4-го месяца. Я опять проснулась посреди темноты, но покинуть дортуар, чтобы как-то убить время, я, как всегда, не осмелилась. Оставалось только ждать подъема или же попытаться снова уснуть. Но вдруг из купола донесся слабый звук бьющегося стекла.
Все мои сестры спали. Кто еще в этот час находился в куполе? Только Смотритель Ли. Шло время. Наконец любопытство пересилило мой страх, и я открыла дверь дортуара. Кабинет нашего Смотрителя, находившийся по другую сторону купола, был открыт. В свете лампы виден был Ли, уткнувшийся лицом в пол, стул его был перевернут. Я пересекла зал, укрываясь в тени, пока не убедилась, что Смотритель без сознания. Зрачки у него сузились настолько, что совершенно исчезли в чистокровных радужках, из ушей и ноздрей сочилась кровь, вокруг были разбросаны осколки стекла, а на столе лежала скомканная упаковка использованного Мыла. Лицо Смотрителя выглядело безжизненным.
Ли был мертв? Передозировка?
Каким бы ни был официальный вердикт, во всем его кабинете так и разило летой — снотворным, добавляемым к Мылу. Прислуги обычно принимают по три миллиграмма, Ли же, как представлялось, принял упаковку в четверть литра, так что самоубийство казалось разумным умозаключением. Я столкнулась с огромным затруднением. Если бы я вызвала по сони медика, то, возможно, спасла бы своему Смотрителю жизнь, но как мне объяснить свое вторжение? Здоровые фабриканты, как вы знаете, никогда не просыпаются до подъема. Какой бы мрачной ни была жизнь возносящейся фабрикантки, перспектива переориентации была еще мрачнее.
Вы сказали, что завидовали своим бездумным, ничем не обеспокоенным сестрам.
Это не совсем то же, что испытывать желание быть одной из них. Я вернулась на свою койку.
Такое решение не заставило вас испытать чувство вины, позже?
Не особенно: ведь свое решение Ли принял сам. Но у меня было дурное предчувствие, что события этой ночи еще не исчерпаны. Не знаю, сколько прошло времени, но я вдруг услышала, что прибыл лифт. Потом донеслись шаги. Я чувствовала, что это пришли за мной, но не шелохнулась. Когда загорелся желтый свет подъема, мои сестры остались в своих койках. В воздухе не было запаха стимулина. В книге Юны изображался дворец, в котором и господа, и слуги заснули посреди еды, шитья, готовки. Тогда-то мне и припомнилась эта картинка…
Тишину распорол краткий чиркающий звук. Спичка? Потом я различила мурлыканье работающего сони. Гадая, уж не пришел ли Смотритель Ли в себя, я встала, на цыпочках подошла к двери и украдкой заглянула в купол. Свет там горел вполнакала, но не видно было ни потребителей, ни Пособников, ни Папы Сонга на Своем Постаменте.
Один только человек в темном костюме. Он пил мелкими глотками кофе. Мы смотрели друг на друга с разных концов зала. Наконец он проговорил:
— Доброе утро, Сонми-четыреста пятьдесят один. Надеюсь, вы сегодня чувствуете себя лучше, чем Смотритель Ли.
Манера речи как у принудителя.
Этот человек представился Чаном, шофером. Я извинилась: я не знала этого слова. Шофер, объяснил этот вкрадчиво говорящий посетитель, водит форды для чиновных и Советников, но иногда служит еще и посыльным. У него, мистера Чана, имеется послание для меня, Сонми-451, от его собственного Смотрителя. Это послание, по сути, дает мне выбор. Я могу покинуть обеденный зал сейчас и отработать Инвестицию снаружи, или же остаться там, где нахожусь, дожидаясь, пока Пособник Чо, обнаружив Смотрителя Ли, не вызовет сюда принудителей и их спецов по ДНК, которые выведут меня на чистую воду как вознесенную
