Валера зажмуривается и причмокивает мокрыми губами, бидончик падает и катится по полу – пусто гремя своим нутром по деревянному полу.

– Так можно детей разбудить, – говорю я шёпотом и содрогаясь. – И тогда у Беева начнется приступ бешенства.

– Ч-что? – Валера снова икает и трясёт головой.

– А его всегда по ночам разбирает, – говорю я ещё тише, с опаской поглядывая на Беева – спит или притворяется?

– Он что – правда, псих? – спрашивает шёпотом сразу протрезвевший Валера. – А по виду вроде нормальный.

– Нет, он просто лунатик, – говорю я, снова вздрагивая. – По проводам ночью ходит, если вдруг разбудить при луне. А руки цепкие такие, как ухватит, не выпустит ни за что. Так и потащит на крышу.

– Правда?

– Да, точно вам говорю.

Валера придвинулся ко мне поближе. Кровать издала протяжный скрип.

– Может, ко мне пойдём? – предлагает он (у него отдельный номер на базе).

– Спать хочется. Отдохнуть бы, подъём уже скоро.

– Отдыхать, так отдыхать, – говорит Валера и валится на подушку. – Я готов.

Беев поднимает голову. Смотрит на него широко распахнутыми глазами. Потом громко произносит: – «Блин!» – И снова падает на подушку.

– Ну вот. Началось, – трагическим шёпотом говорю я.

– Что, в окно полезет? – растерянно спрашивает Валера.

– Похоже, что да. Вон спину уже выгибает…

– Ладно тогда, я как-нибудь в следующий раз… – говорит Валера и на цыпочках спешит выбраться из Голубятни.

Неверными шагами подходит к двери, пытается спуститься по лестнице со сломанными с одной стороны перилами – выставив одну ногу наружу, болтает ею «в открытом космосе». Наконец, нащупав убегавшую ступеньку, он шумно вываливается в звездную ночь. Беев выдаёт ещё один «блин», и Валера стремительно грохочет вниз, весьма несолидно при этом ругаясь.

– А при чём здесь Кузькина мать? – высовывает голову из-под подушки Беев.

– Спи уже, – говорю ему, прикладывая палец к губам.

– У Кузи вааще матери нет.

– Спи! Тихо ты…

Снизу, с первого этажа послышался сердитый мужской голос:

– Почему шумите? Спать мешаете!

Валера что-то гундосит, но я уже заперла дверь и его слов, к счастью, не слышу.

Внизу хлопает дверь – на крылечко вышли двое – муж и жена, селяне, у которых мы и снимаем Голубятню.

– Едут сюда развратничать… Воспитатели… Детей уже не стесняются!

Далее следуют эпитеты и синонимы всевозможных экспрессивных выражений и слов. Беев снова просыпается и «печёт блин».

Ситуация… Ну, Валера… Попадёшься ты мне под горячую руку! Утоплю.

Напрасно я, однако, надеялась, что с приездом Татьяны Степановны наша жизнь переменится к лучшему.

Увы…

– Ну, наконец-то! – бросилась я навстречу Татьяне Степановне, когда увидела её выходящей из машины у коттеджа Хозяйки. – Где разместили? В деревне? Рядом с девицами?

Она, однако, не проявила ответной горячности при встрече.

– Голубятня, вообще-то предназначалась для налага, – сказала она несколько суховато – особенно на фоне моего бурного приветствия.

– Ничего страшного, – успокаиваю её, – устроим резиденцию начлага в самом прохладном деревенском доме. А здесь днём жуткая духота, даже и входить не хочется.

Татьяна Степановна подумала, потом сказала:

– Ну, пусть. Там действительно будет прохладнее. Но до моря далеко. Три раза в день – туда-сюда… Как-то не очень.

– Зато девчонки рядом, – пытаюсь подбодрить я её. – Соскучились же!

– А почему вы не поселитесь в деревне? – спрашивает она меня.

– Потому что такого большого дома в деревне нет. Чтобы всех мальчишек там уместить. А рассеивать их по отдельным домикам безнадзорно – это ещё опаснее, чем девчонок одних оставлять. Правда. Да плюньте вы на эту Голубятню! В деревне лучше, если одному. Вам там понравится.

– Боюсь, что шумновато будет в деревне, – говорит Татьяна Степановна, поправляя свои замечательные серебристо-тёмные очки.

– Да и здесь ведь на ходу, дорога рядом. И потом, у меня есть ещё одна хорошая идея на этот счёт.

– Ладно, в случае чего, поменяемся, – соглашается, наконец. – Ну, как тут они? И что за идея?

– Разболтались вконец. Я просто не справляюсь. Мне очень кстати будет ваша помощь. Идея вот какая. На базе обещали дать места для всего отряда, но ждали вас.

Она неопределённо пожала плечами.

– Теперь вот бархатный сезон приближается.

– Ну да, знаю, с августа усилится наплыв блатняка.

– Я говорила по телефону с директором базы. А в этом году, Т все как взбесились – всем надо на отдых в Сочи. Так что не знаю, может, так и придётся жить по разным местам.

Мы сели на скамейку, под дерево. Разговор по душам почему-то никак не склеивается. Она зачем-то стала выкладывать из сумки вещи – широкое пляжное полотенце, бутыль с минералкой, пакет с бутербродами, крем для загара, журнал, косынка… Потом снова стала всё убирать в сумку. Косынку скомкала… Похоже, нервничает. С чего бы это? На ней был весёленький сарафанчик, который ей очень шёл, но совершенно не вязался с тем свирепым выражением лица, которое на нём установилось мгновенно, как только я сказала, что придётся с девицами ходить буквально за руку. Иначе хлопот не оберёшься.

– Ухажёры? – сняла очки она и посмотрела на меня с близоруким прищуром.

– Это бы ладно – всех ухажёров мы уже на учёт поставили, – говорю я. – Но тут ещё некие Братья Карамазы объявились…

– Нам только Толстого не доставало. Для полного комфорта, – сердито говорит она и снова начинает копаться в сумке. – Да пусть живут, как хотят. В конце концов, это их жизнь. Вам ясно?

– Нам – ясно, – говорю я, вскипая. (И эта туда же!). – Но мы не имеем права. проявлять беспечность. Они ещё многих вещей просто не понимают. Чего ради мы сюда приехали?

– Вы – не знаю, – невозмутимо отвечает она. – Ничего себе! А вы?

– Я лично хочу отдохнуть, – обескураживает она своей откровенностью. – И вообще. Начальник лагеря не должен бегать за детьми. На это есть воспитатель.

Такое заявление, конечно, не было для меня уж слишком неожиданным, однако, мало меня порадовало.

– Дети разлагаются на глазах, я уже не справляюсь с ними. Может хоть кто-то мне действенно помогать?

Она спокойно выслушала мою жальбу и весьма иронично сказала:

– Хотите законсервировать своих огурцов? Не имеет смысла – эти овощи изначально с гнильцой.

Кончик её носа блестел от пота. Никогда не думала, что взгляд близоруких глаз может быть таким цепким. И мне на какое-то мгновение сделалось страшно – рядом со мной стояло ужасное существо, способное, казалось, абсолютно на всё – при условии, что об этом никто (из посторонних) не узнает.

Но вот она снова заговорила: