поскольку я знаю, и может у англичан иметь другое значение, но я не подразумевал 'хитрость', ни чего-либо подобного 'увертке', но просто хотел обозначить затруднение, в котором я находился, чтобы объяснить правильное значение, имея перед собой бесконечный неуклюжий абзац, который настаивал на перевоплощении, не вводя ни одного слова, указывающего, что последнее имеет отношение только к животной душе, не к духу, к астральной, но не духовной монаде.

Не будете ли вы добры объяснить мне при первой возможности, что подразумеваете, ссылаясь на мое выражение, как на 'несчастную фразу'? Если бы вы попросили вашего друга нарисовать для 'Пионера' корову, и этот друг, приступив к рисованию с намерением изобразить корову, вследствие своей неспособности вместо коровы нарисовал бы вола или бизона, и эта гравюра была бы напечатана возможно потому, что вы были загружены другой работой и не заметили этого недостатка, не стали бы вы 'изощрять вашу изобретательность' и делать все, что в ваших силах, чтобы направить читателей по правильному пути, доказывать, что художник подразумевал корову и, признавая неспособность вашего друга, что бы там ни было, старались бы в то же время защитить его от незаслуженного поношения? Да, вы правы. У X. нет ни тонкости восприятия и чувств, ни настоящей сердечной доброты. Он способен принести в жертву собственную семью – тех ближайших и дражайших (если для него такие существуют, в чем я сомневаюсь) ради любой из своих прихотей. Он был бы первым, кто допустил бы гекатомбы трупов, если бы ему понадобилась капля крови. Он бы настаивал на желательности сути, если бы это был единственный способ поддерживать в нем тело и помочь онемевшим пальцам исполнять свою работу, пока он будет усердно писать трактат на некоторую филантропическую тему и искренне напевать мысленно самому себе 'Осанна'. Вы думаете – это преувеличение? Нет, не так, ибо вы не имеете представления о потенциальном себялюбии, какое в нем имеется, о жестоком без угрызения совести эгоизме, какой он принес с собой из своего последнего воплощения – себялюбии и эгоизме, которые остались скрытыми только вследствие неподходящей почвы той сферы, в которой он находится, и общественного положения и образования. А мы имеем это представление. Вы верите ему, что он написал свою знаменательную статью в 'Теософе' просто по тем причинам, которые он вам выставил, чтобы не дать разразиться неизбежному падению, чтобы спасти положение и посредством ответа Дэвидсону и К. К. М. и т. д. облегчить ответы в будущем и примирение противоречий в прошлом? Совсем нет. Если он в ней без угрызений совести приносит в жертву Е. П. Б. и автора обзора 'Пути Совершенства' и показывает 'Братьев', как низших по уму по сравнению с 'образованными европейскими джентльменами' и лишенных каких-либо правильных понятий о честности или правильности и неправильности в европейском смысле – эгоистичных, холодных, упрямых и властных, то это вовсе не потому, что он сколько-нибудь заботится о ком-либо из вас, а менее всех об Обществе; но просто потому, что ввиду некоторых возможных событий, которые он вследствие своего высокого интеллекта не может не предчувствовать, он хочет заслониться, он хочет быть единственным, кто выйдет без царапинки, если и не совсем беспорочным в случае краха и протанцует, если понадобится, 'танец смерти' макабреанцев над распростертым телом Т. О. скорее, чем рискнет мизинцем великого 'Я семь' из Симлы, чтобы над ним смеялись. Зная его так, как мы, говорим, что м-р Хьюм совершенно свободен цитировать 'несчастную фразу' столько раз в день, сколько его дыхание ему позволяет, если это в какой-то степени может утихомирить его возбужденные чувства. М. видел его насквозь так же ясно, как я вижу мое писание передо мной. Вот почему он позволил этот 'обман', как вы его называете. Нет, больше, ибо все так подготовлено, что в случае, если 'Эклектик' пойдет на дно, он будет единственным, кто пойдет на дно вместе с ним; он будет единственным, над которым будут смеяться, и таким образом, его себялюбие и тщательно подготовленные планы не помогут ему. Считая, что знает лучше меня, он был настолько любезен и внимателен, что добавил свои объяснения к моим в ответе Е. П. Б., данном К. К. М. и, за исключением Кармы, которую он довольно хорошо объяснил, сделал из остального мешанину. А теперь, когда я первый раз возражаю против того, что он говорит в своей статье, он обернется, взбешенный и выразит свое отвращение к тому, что он называет моими (а не своими) противоречиями. Жаль, что мне приходится заниматься, как это может вам показаться, его обличением. Но я должен обратить ваше внимание на тот факт, что в девяти случаях из десяти, когда он обвинил меня в совершенно превратном понимании того, что он подразумевал, он говорил то, что любой человек имеет право рассматривать как умышленную ложь. Пример Э. Леви: 'Я семь то, что я семь' – хороший пример. Для того, чтобы доказать, что я ошибаюсь, ему пришлось стать адвайтистом и отрекаться от своего 'морального Владыки и Правителя Вселенной' путем выбрасывания его за борт ' в течение последних 20 лет'. Это нечестно, мой друг, и я не вижу, чем тут можно помочь. Ибо кто может доказать, когда он говорит, что аргументы, заключающиеся в его письмах ко мне, не являлись выражением его собственных верований и взглядов, но были выдвинуты просто, чтобы ответить на вероятные возражения теистической публики, что это просто жульничество? С таким умственным акробатством всегда готовым к воспроизведению 'большого прыжка', как по отношению к тому, что он излагает устно, так и на бумаге – даже мы окажемся побитыми. О последнем мы лично мало беспокоимся. Но тогда он всегда будет праздновать победу в своих частных письмах и даже в печати. Ему хочется, чтобы мы существовали – он слишком умен, чтобы в этот час рискнуть быть уличенным в недостатке прозорливости, так как он знает от корреспондентов, смертельно ненавидящих 'Основателей' в действительном существовании нашего Братства, но он никогда не признает за такими силами знание, которое сделали бы его непрошенные советы и вмешательство настолько же смешным, насколько они бесполезны; и он работает по этой линии.

Я не имел никакого права запретить 'оскорбительную статью', как вы ее называете, по нескольким причинам. Разрешив наше имя связать с Т. О. и предать нас гласности, мы должны понести 'наказание за наше величие', как сказал бы Олькотт. Мы должны разрешить выражение всякого мнения – доброжелательного и недоброжелательного; должны быть готовы в один прекрасный день чувствовать себя разнесенными на куски и 'провозглашенными' на другой; почитаемыми на следующий и затоптанными в грязь – на четвертый. Другая причина – Коган так распорядился. У него это означает – новые события, неожиданные результаты и опасность, я боюсь. Две первые подписи из двенадцати протестующих учеников принадлежат лицам, пользующимся доверием самого Когана. В этом направлении для м-ра Хьюма нет больше никакой надежды – свершилось! Он зашел слишком далеко, и у меня никогда больше не будет благоприятного случая произносить его имя перед нашим уважаемым Владыкой. С другой стороны, осуждение принесло пользу. Коган дал распоряжение, чтобы молодого Туjtirmоу, парня лет четырнадцати, сына Бабу Нобин Банерджи, которого вы знаете, приняли в качестве ученика в один из наших монастырей близ Чамто-Донг в ста милях от Шигадзе, а его сестру, девственную восемнадцатилетнюю йогиню – в женский монастырь Пали. Таким образом у Основателей будет два свидетеля в нужное время, и они не будут зависеть от капризов м-ра Хьюма, вздумает ли он нас убить или воскресить. Что касается доказательств, знаем ли мы или не знаем больше тайн природы, чем ваши ученые и теологи, то это зависит от вас и от тех, кого вы отберете себе в помощь в этой важной задаче.

Я надеюсь, мой дорогой друг, что вы попытаетесь внушить м-ру Хьюму следующие факты: Хотя работа, совершенная им для Общества, была в конечном счете чрезвычайно важна, и хотя она могла бы принести наиболее полезные результаты, все же его осудительная статья почти уничтожила совершенный им труд. Более чем когда-либо люди будут смотреть на него, как на сумасшедшего; члены-индусы будут порицать его годами; наших учеников ничто не заставит смотреть на него иначе, как на иконоборца, высокомерного навязчивого человека, неспособного на какую- либо благодарность, следовательно – негодного стать одним из них. Это вы должны выдать за свое личное мнение. Разумеется, последнего не нужно, если оно не совпадет с вашими личными чувствами и не может быть высказано, как ваше действительное мнение по этому делу, ибо я лично получил указание не порывать с ним до того дня, как настанет кризис. Если он пожелает удержать свой официальный пост в Эклектике, помогите ему в этом. Если нет, я вас настоятельно прошу принять пост президента. Но я предоставляю все вашему такту и благоразумию. Сообщите ему также, что протест учеников не является делом наших рук, а есть результат категорического указа, исходящего от Когана. Протест был получен в штаб-квартире на два часа раньше почтальона, принесшего знаменитую статью, и в тот же день были получены телеграммы от нескольких учеников в Индии. Вместе с подстрочным примечанием, посланным Джуль Кулем, чтобы добавить к статье У. Оксли, сентябрьский номер рассчитан на произведение некоторой сенсации не только у наших индусов но и среди мистиков Англии и Америки. К вопросу о 'Братьях' живой интерес поддерживается, и это может принести свои плоды. Красноречивое перо м-ра Хьюма, под маской человеколюбия, изливает потоки горчайшей желчи, нападая на нас с оружием, которое под видом законности и употребления для самых честных целей, преследует цели насмешки и оскорбления. И все же он в такой степени сохранил подобие