– Осторожней! – Тоня дернула ее назад. – Унесет – и не выплывешь... В этом месте очень сильное течение.
– А холодная какая... Бр-р! – Ева смахнула водяную пыль со щеки, повернулась к своей спутнице. – Ты чего?
Тоня смотрела в сторону – напряженно и с беспокойством. Ева проследила ее взгляд – из-за деревьев шел к ним человек в военной форме, с ружьем за плечами, и на его тонких губах дрожала улыбка. Из-под фуражки висели прямые, светлые – точно солнцем выбеленные – волосы.
– Телятников... – шепнула Тоня. – К нам прямо идет!
– Пусть идет... Давно мечтаю с ним побеседовать.
– А-а, барышни... – пропел воевода, приблизившись к ним почти вплотную. – Лесникова дочка и ты, моя милая... Супруга покойного писателя, так я понимаю? Прямиком из Москвы, да?..
Ева молча глядела на него.
– Ну, чего молчишь? – Он снял с плеча ружье и слегка ткнул им Еву. Она хладнокровно отвела рукой от себя ствол.
– А что тебе сказать,
– Но-но... – Лицо Телятникова моментально окаменело. – Ты как разговариваешь – ты, фитюлька столичная?..
– Не нравится? Ничего, привыкай... – благодушно посоветовала Ева. – Я ведь завтра уезжаю отсюда. Из города буду в Москву звонить. Ты не знаешь, а я тебе скажу – у моего мужа есть весьма влиятельные знакомые. Пока они сидят у себя по кабинетам, не чешутся. Но ничего, думаю, я их раскачаю. Всех на уши поставлю!
– Ой-ой-ой... – недобро осклабился Телятников. – Испугала! У нас здесь своя власть!
– С кресла она слетит, твоя власть! – Ева для убедительности потрясла перед его носом кулаком. – Я не успокоюсь, пока твоего Мигунова не посадят и тебя вместе с ним! Я до европейского суда дойду!!! Я, между прочим, очень упорная... Сюда столько комиссий да проверяющих приедет, что сам не рад будешь! – закричала она. – Что ты с моим мужем сделал, а?
– Ева, не надо... – прошептала Тоня и тихонько потянула ту за рукав. – Не надо, не связывайтесь вы с ним... Пожалуйста!
Но Еву уже невозможно было остановить. Телятников, насколько она могла судить, принадлежал к наихудшему типу мужчин – самоуверенный нахал, который встречается повсеместно. К тому же явно склонный к жестокости, если не к садизму. Обычно подобные субъекты бьют жен, а перед дружками похваляются своей удалью. Они холодны, осторожны и расчетливы, но в случае крайней опасности способны на все.
– Ты ведь трус на самом деле, я знаю, – сказала Ева, глядя Телятникову в ярко-серые, почти белые от ярости глаза. – Надел на себя эту форму ублюдочную... Это кто ж ее придумал, какой модельер?.. О, дружи-ина! – произнесла она саркастически. – Наверное, нравится, когда тебя воеводой называют?.. Воево-ода! Смешно, честное слово. Мания величия у тебя, дружок, – вот что!
– Ева, прошу вас... – в отчаянии прошептала Тоня. – Ева, миленькая...
– Ты думаешь, Мигунов тебя защищать будет? Не дождешься! Он из тебя козла отпущения сделает, – радостно продолжила Ева. – Скажет – воевода мой во всем виноват, у начальства ведь всегда подчиненные виноваты... И тебя посадят, непременно посадят! Я Сазонова знаю, я к Сазонову пойду – он Данькин однокурсник бывший, он на всю страну, на весь мир шум поднимет! – Ева, ошалев от ярости, уже не понимала, что кричит Телятникову в лицо. – Ты ведь слышал о Сазонове, да, слышал?.. Сначала посадят тебя, а потом – Мигунова!
Она не замечала, как по его лицу бегут тени, дрожат выгоревшие ресницы, кривится в улыбке узкий рот...
– У, ведьма! – вдруг с ненавистью выдохнул он и с силой толкнул Еву в грудь.
– Ой, мамочки... – заголосила Тоня. – Ой, что ж это делается, а?!
– Ведьма... – напирал на Еву Телятников. – Никуда ты не поедешь, никому ничего не скажешь – вот что! Потому что
И тут она опомнилась. Поняла, какого зверя дразнит. Но в следующее мгновение он снова толкнул ее – и Ева, потеряв равновесие, спиной полетела в реку. Взмахнула руками и окунулась с головой в стремительный ледяной вихрь, который завертел ее, понес вперед, вниз. Вынырнула с замершим на губах криком и увидела, словно сквозь белесую пелену, как Телятников улыбается ей вслед, а по берегу, спотыкаясь, бежит Тоня, кричит что-то, тянет к ней руки...
Но это было последнее, что Ева видела.
В следующее мгновение волна снова захлестнула ее, придавила своей ледяной тяжестью и потащила за собой – быстро, очень быстро, еще быстрей, слишком быстро...
Михайловский, опираясь на сучковатую палку, обошел лесную сторожку. Ноги дрожали от слабости, голова кружилась, но, в общем и целом, все было очень даже неплохо. «Живу!» – с иронией улыбнулся он.
– Даниил Петрович! – сквозь кусты на поляну ломилась Тоня, не разбирая дороги, – бледная, дрожащая, совершенно не обращая внимания на ветки, которые хлестали ее по лицу.
– Что? Что такое? – встревожился он, отбросил палку и подхватил Тоню обеими руками.
– Беда... – прошептала она, повиснув у него на плечах, зажмурилась, и слезы потекли у нее из-под ресниц.
– Какая беда? Рассказывай!
– Вы не понимаете, Даниил Петрович... Это ведь я во всем виновата, я! Ева, она...
– Ева? – удивился Михайловский. – При чем тут Ева?
– Так она приехала же! – взвизгнула Тоня. – Прямо к нам, в Синичку, приехала! Ваша жена!
Сердце у Михайловского замерло, а потом ухнуло куда-то вниз, в желудок. Ева давно стала для него фантомом, призраком из прошлого, который преследовал его постоянно, но тем не менее в этом фантоме не было уже ничего от той, реальной женщины. Михайловский в первый момент даже не поверил Тоне – наверняка она что-нибудь напутала! Разве Ева может быть здесь?! Бред, чушь, нелепая фантазия, ошибка...
– Ева?.. – повторил он.
– Да, она к нам приехала, уж дня три как тому назад... – закивала судорожно Тоня.
– Зачем она сюда приехала? – растерянно спросил он. Потом вспомнил, как Ева не любит путешествия, поездки, перелеты, как страшится покинуть свой обжитый мирок, как пугают ее отсутствие комфорта и дорожные опасности. Ева, дитя большого города, Ева, которая и на дачу-то Михайловского согласилась переехать с трудом...
Представил, как она добиралась до Синички, представил ее на фоне глухого бездорожья, покосившихся изб, в туче мошкары и гнуса – и похолодел. Ева, нежнейшая из нежных, – здесь!
– Так она вас приехала искать!
– О господи! – он схватился за голову. – Погоди... А чего ты так переполошилась, Тоня?
– Так вы ж мне договорить не даете... – вытирая слезы, жалобно запричитала та. – В общем, она с Телятниковым поругалась, и он ее в речку сбросил.
Михайловский не верил собственным ушам. Холодный пот заструился между лопаток.
– Где она? Пошли... Где она?
Тоня побежала вслед за ним.
– Я не знаю... Я же говорю – она в речку упала!
– И что?
– Ничего, – тихо сказала Тоня. – Нет, нам туда... – указала она направление.
Они шли довольно долго, быстрым шагом – у Михайловского даже закололо в боку и снова стало саднить в груди, но он на подобные мелочи не обращал внимания. Ева, Ева, Ева – стучало у него в висках.
– Сколько она здесь?.. Почему ты мне раньше не сказала?
