Вместо того чтобы верить в петлю греховности, которая затягивается на шее каждого человека, в иерархию грехов – от простительных до смертных, за которые будешь гореть в аду, – я уверовала в предназначение, в предопределенность. Наши судьбы уже написаны, мы просто выполняем божественный замысел. Все хорошее, что происходит с нами, должно было произойти, а все плохое – это уроки, которые должны научить нас, как поступать правильно.
– Ты шутишь, да? – поражается Рут. – Мне нужно выпить.
– В этом месте можно пить только Хильде Крамер Ужасной, – потягивается Элен. – Мне как-то пришлось починять отделку на ее жакете, и странной, скажу я вам, она пользуется парфюмерией – запах, как у джина. А было-то всего три часа дня.
– Вот поэтому она так и не вышла замуж, – собирая обрезки ткани со своего рабочего стола и выкидывая их в корзину, говорит Рут. – Она слишком для этого занята, потому что любит потравить байки со своим ухажером «Томом Коллинзом»[40].
– Эй, она ведь такая же, как мы – деловая женщина, – говорю я, пытаясь защитить эту старую, но отважную даму, которая приложила немало усилий, чтобы добиться успеха. – Что плохого в том, что ты руководитель и карьера для тебя – все. Если бы не она, мы бы с вами не работали в «Б. Олтман».
Виолетта подрезает концы оберточной бумаги, из которой мы делаем выкройку.
– Будет тебе. Ты вряд ли закончишь свою жизнь, как Хильда. У тебя же поклонников больше, чем пуговиц на всей твоей одежде. Кстати, твой папа смягчился насчет Джона? Он поедет с вами в Италию?
Виолетта прикалывает выкройку к ткани. Элен протягивает ей ножницы, и Виолетта начинает резать материал.
– Ты же знаешь, папа не позволит взять с собой мужчину в поездку с ночевкой, если, конечно, он не муж.
– Не беспокойся, – утешает Элен. – Дай ему время. Когда ты выйдешь замуж, твой отец изменит мнение.
– Но сначала он хочет испытать на прочность ваши чувства, – говорит Рут. – Это просто часть превосходного плана Папы Сартори. Он намерен увезти тебя подальше от страны и от Джона, этакое искушение Европой.
Рут протягивает мне целый ворох эскизов, чтобы я убрала их на место. Я смеюсь над ее размышлениями, хотя на самом деле мне совсем не смешно. Хотя папа и стал относиться к Джону радушнее, он все равно остается холоден с ним, что бы Джон ни сделал, как бы я ни уговаривала папу. Но я упряма ничуть не меньше отца. За месяц в Италии я попытаюсь переубедить его. Когда он поймет, что я люблю Джона в разлуке даже больше, он не сможет не принять его.
Я сажусь за свой рабочий стол и начинаю разбирать наброски Делмарра. Некоторые из этих платьев мы сделаем к осени; остальные никогда не будут исполнены в ткани и останутся в архиве. Просматривая работы, я понимаю, какие из них появятся на свет. Делмарр избавился от силуэтов Диора – платье с корсетом и пышной юбкой, – ему на смену придут другие: женственные прямые платья из тканей, за которыми легко ухаживать. Драпировки, подкладки, пышность остались в прошлом. Время простоты линий. Делмарр предлагает удобную одежду и для деловых женщин, и для домохозяек Внизу он сделал приписки: «простота», «минимум ухода», «простота стирки». Делмарр чувствует, что нужно деловой женщине и домохозяйке, намного лучше, чем мы сами. Люди начинают превыше всего ценить время. Время – вот роскошь, и Делмарр это прекрасно понимает.
Иногда, если до свидания у меня в запасе есть свободное время, я выдвигаю свой стул для шитья на крошечную терраску, закидываю ноги на перила, дышу свежим воздухом, чтобы на моем лице появился румянец и не пришлось пользоваться румянами «Макс Фактор». За что я больше всего люблю мою комнату, так это за вид из окна. Когда я смотрю на дорогу, то вдоль нее видны сады наших соседей, окруженные заборами и беспорядочно растущими деревьями. Эти сады такие разные: от богато украшенных мраморными скульптурами ангелов в стиле рококо до простых в деревенском стиле со скамеечкой под одиноким дубом. Здесь живут разные слои общества, я бы сказала, что на Коммерческой улице этих слоев так же много, как в торте «Наполеон» Розмари.
Делмарр говорит, что самое долгое в жизни ожидание – это когда ждешь чьей-то смерти, но я с ним не согласна: самое долгое ожидание – когда ждешь, что мужчина попросит твоей руки. С того вечера, как мы ходили к Рут на хедер, когда Джон сказал, что любит меня, я все жду, когда же он предложит мне выйти за него замуж Что еще мы должны знать друг о друге?
Когда мы с Джоном вместе, мы никогда не говорим о том, что я должна буду уволиться с работы, никаких условий вроде тех, что выдвигает Харви насчет карьеры Рут, только размышления о том, как мы будем работать бок о бок друг с другом и станем равными во всем. Мы могли бы оставаться на лето у Хантингтонского залива, а оставшуюся часть года вести роскошную жизнь в квартире на Пятой авеню с большой террасой, где можно выращивать розы. Я представляю себе званые ужины при свечах и долгие воскресные дни, когда не надо ничего делать, а можно просто посидеть с книжкой в шезлонге, пока солнце не начнет заходить над Центральным парком. Я думала, что всю жизнь проживу в Гринвиче, но теперь мне хочется переехать в центр города.
Не думаю, что у нас когда-нибудь будут дети. Смерть Марии Грейс изменила мои планы на этот счет навсегда, да и Джон не особо горит желанием обзавестись ими. Я представлю себе, как он угощает мороженым моих племянников и племянниц в кафе «Рампельмайер» или везет их на прогулку в парк. Наша жизнь будет наполнена общением и карьерой. Разве есть в такой жизни место детям?
Джон не просто предупредительный, он еще и ласковый и добрый, но наши разговоры о будущем внезапно заканчиваются приблизительно в середине лета 1951 года. Конечно, Джон понимает, что если мы обручимся, я приглашу его с собой в Италию. Но он не предлагает мне этого. Он остается работать, пока я буду смотреть Венецию. Завтра уже 30 июня, но я до сих пор не замужем и даже не помолвлена. У Джона какое-то дело в Чикаго в июле, а мы с семьей уезжаем первого августа, поэтому я расстаюсь с ним на целых два месяца. Он, наверное, думает, что я расстроена, но мне бы не хотелось первой заводить разговор о помолвке и женитьбе. Потому что нет ничего хуже для женщины, чем намекать мужчине, что пора бы сделать предложение.
Одной из черт итальянского воспитания папы является то, что он придерживается строгих правил, и главное из них – это отдых, каникулы на целый месяц, обычно в августе. Каждый год, со дня рождения Роберто, папа закрывает «Гросерию» и вывозит всю семью за город. Мы снимали коттедж на берегу озера в штате Мэн, на побережье Джерси, и дом с верандой рядом с пляжем Рехобот в Делавэре. Как только мы приезжаем в загородный дом, мы прекращаем всякие разговоры о работе. Мы купаемся, едим, смеемся, играем в настольные игры. Никогда мне еще не доводилось видеть папу таким взволнованным, как в этом году. Это, наверное, оттого, что он возвращается на родину со своей собственной семьей.
Чтобы наш последний день вместе стал незабываемым, Джон везет меня на пляж на восточную оконечность Лонг-Айленда. Я тщательно подбираю одежду, потому что мне хочется, чтобы до встречи в сентябре в его памяти я осталась красивой. Я надеваю новый белый купальный костюм, с обманным разрезом вокруг талии. Мы с Рут купили их на распродаже, когда «Коул» из Калифорнии объявили о распродаже пляжных принадлежностей.
Джон заедет за мной через несколько минут, поэтому я тороплюсь одеться. Поверх белого купального костюма надеваю свободную бледно-розового цвета юбку со вставками белого и ярко-розового цвета, в тон к ней тряпичные туфли с ленточками, которые завязываются на лодыжках как у балерины. На одной руке застегиваю широкий золотой браслет. Потом прикалываю коралловую со вставками из морской звезды брошь – единственное украшение, которое подарил мне Джон, – на свою соломенную шляпку с широкими полями.
Когда я смотрюсь в зеркало над моим туалетным столиком, я вижу в нем уставшую девушку. Месяц работы с утра до ночи не добавил моим глазам блеска, а выражению лица спокойствия и умиротворенности. Надеюсь, мой бело-розовый наряд отвлечет внимание от темных кругов под глазами.
– Джон приехал, – кричит снизу мама.
Я хватаю свою пляжную сумку и спускаюсь вниз, где он уже дожидается меня. На нем белые брюки из хлопчатобумажного твида и голубая рубашка. Он уже успел загореть, и выглядит как один из тех состоятельных повес, которых можно увидеть на страницах журнала «Лайф» на террасе их вилл на острове
