– В партикулярном платье я этимолог.
Жолт засмеялся, а пьяный посмотрел вокруг, но будто плотная завеса отгородила его от мира.
– Не видно, – сказал пьяный.
– Чего?
– Мозолей от молота на руках.
– Послушайте, папаша, я не молотобоец, а этимолог. И за это получу степень доктора.
– Понятно, – сказал без уверенности пьяный и подтянулся. – Одним словом, доктор… Прохвост!
– Ну-ну, маэстро. Полегче!
– Господин доктор! – рявкнул пьяный. – Выпьем сливянки, как все порядочные венгры. Ну как, понятливый я человек? – И он тряхнул карманом, набитым пятидесятиграммовыми флакончиками.
Они выпили.
Пустые флакончики длинноволосый ставил в ряд на панели под витриной продмага.
– Пьем, как пьют одни только венгры, – сказал длинноволосый. – Наше здоровье!
Тут Жолт с изумлением увидел, что пьяница приходит в себя: лицо его прояснилось и речь стала почти нормальной.
– Хоть я и выпил, сынок, а знаю, что говорю, – сказал он.
– Ясно! – сказал длинноволосый.
– Вы-то считаете, что я вовсе никто?
– Как же вы можете быть «никто»? – двусмысленно отозвался длинноволосый.
– Знаете, где я был в субботу?
– Не имею ни малейшего представления.
– Положение, стало быть, таково, что скоро меня назначат на высокую должность. Вот так, сынок!
– Поздравляю.
– Расспрашивали меня основательно, тут ничего не скажешь.
– О чем?
– Ну, как водится, про всякую всячину. Одного я не знаю: на кой черт им сдалась гвоздика… Что я, садовник, что ли?
– Да они, старина, вас на пушку брали.
– Черт их разберет. Они спросили, чем похожи клоп и гвоздика.
– Ага! – осклабился длинноволосый.
– И я ответил: клоп паразит и кусается, а гвоздика прекрасный душистый цветок.
– Этим они отличаются.
– Что?
– Вас ведь спросили, чем они похожи, а вы ответили, чем отличаются. Не доходит?
– А вы меня не учите!
– Если вы говорили такие глупости, не видать вам высокой должности.
– Хулиган и свинья!
Пьяный поднял кулак, но вдруг покачнулся и, потеряв равновесие, рухнул, будто подкошенный.
– Подойди, малыш, усадим дядю получше! – ласково обратился к Жолту длинноволосый.
Они аккуратно усадили пьяного у витрины и, словно бы сговорившись, двинулись вместе по мостовой к Майору.
– Ну и тип! Настоящий алкоголик. А с этой гвоздикой в вытрезвителе неплохо придумали. Ничего шутка! Они, очевидно, хотели выяснить, законченный он дурак или нет, – объяснил длинноволосый.
– Здорово он упал. Ушибся, наверное, – сказал Жолт.
– Что поделаешь – сам виноват, – беззаботно отозвался длинноволосый, закурил и простился. – Чао, малыш.
Жолту захотелось еще раз взглянуть на человека, сравнивавшего клопа и гвоздику. Он вернулся. Пьяный как раз поднимался с асфальта, и вокруг него со звоном катились бутылочки. С большим трудом он все-таки встал и пошел. Шагов десять он сделал, не выписывая восьмерок. Затем невидимая сила потянула его в сторону. Тогда, отыскивая опору, он пошарил в воздухе левой рукой и медленно выпрямился. Жолт смотрел на него неотрывно. Пьяный поднял глаза, и его разжиженный взгляд как бы растекся по Жолту и скатился на землю, а на физиономии появилось бессмысленно-блаженное выражение. Жолту вдруг захотелось узнать, чему этот пьяный радуется, когда и невооруженным глазом видно, что ему скверно, худо. Он попытался понять его состояние и для верности даже стал в его позу, но, кроме легкого головокружения, как при катании на карусели, не ощутил ничего.
– Баранья рожа, – с досадой констатировал Жолт. – И на эту свинью я убил целых полчаса!