Париж процветал. Мирные годы, которые так берег Людовик, давали о себе знать. Город рос как на дрожжах. Во время поездок по столице в душе короля всегда рождалась гордость за свой трудолюбивый народ и в то же время… страх. Все это могло рухнуть в одно мгновение. И не только от происков внешних врагов. Но и внутри государства не все было благополучно. Южные бароны пугали особенно. Их отдаленность делала их выступления весьма опасными.

И вот ситуация с Тулузским графством. Да об этом он даже не мог мечтать! Осталось сделать один шаг: женить своего брата Карла на единственной оставшейся наследнице. Это графство могло выступить как приданое невесты. Но на предложение короля его брат ответил решительным отказом. Он спал и видел себя королем Сицилии. А эта женитьба могла разрушить его мечту. Он не поддавался никаким уговорам. Однако Людовик не терял надежды. Но вчерашний день внес свои коррективы.

Тайный королевский агент донес ему, что к графству стали проявлять большой интерес тамплиеры. Этот весьма богатый орден был опасным соперником. Обосновавшись на мятежном юге, он мог стать объединительной силой для строптивых баронов.

Людовик понял, что промедление просто опасно. И вызвал другого брата, Альфона, назначив ему встречу в Венсенском лесу, около своего любимого дуба. Герцог Альфон де Пуатье был на месте в назначенный срок. Но там никого не было. Привязав коня к дереву, он начал ходить по протоптанной дорожке, от нечего делать сбивая плетью головки цветов. Он так увлекся этим, что не заметил, как к нему подошел какой-то монах. Альфон мимолетно взглянул на него и полез за деньгами. Достав луидор, протянул его иноку.

– Будешь так разбрасываться деньгами, сам пойдешь с протянутой рукой.

Голос был знаком. Альфон еще раз внимательно взглянул на этого монаха и… остолбенел. Перед ним был сам Людовик.

– Прости, сир, – нашелся он, – я слышал, что ты любишь эту одежду. Но вот так тебя встретить…

– Пойдем, брат мой, – он взял его под руку, – я пригласил тебя сюда потому, что наши стены имеют уши, а эти дубы, – он сделал полукруг рукой, – языков не имеют. И еще я хотел, чтобы ты проехал по городу и увидел те изменения, которые в нем происходят.

– Брат! – воскликнул Альфон, останавливаясь, – ты меня удивляешь! Как ты думаешь, где я ехал? На наше свидание?

– Ну и что ты увидел? – спросил король, глядя на него в упор.

Альфон пожал плечами:

– Ничего!

Людовик, освободив свою руку, сделал пару шагов назад:

– Брат, – начал он, глядя ему в лицо, – ты готовишься стать главным правителем. А знаешь ли ты, что оно накладывает на тебя определенные обязательства? И не только по проведению пиров и волочению за каждым подолом.

Альфон отступил на шаг:

– Сир, хоть ты и король, но никто не давал тебе права так разговаривать со мной. Я не глупый юнец и кое-что знаю.

Людовик рассмеялся:

– Это хорошо! Значит, ты понимаешь, что король обязан заботиться о своих подданных.

Альфон улыбнулся:

– Скажи мне еще, что я должен знать, что государство живет за счет налогов.

Король взглянул на брата:

– Ты правильно сказал. Но чтобы в государстве можно было что-то собрать, необходимо что…?

Король, склонив голову, смотрел на брата.

– Что, что, – растерянно произнес Альфон, – ну… ну, – он зло взмахнул плетью и снес головку герани.

– Мир нужен, – зло бросил король.

Этот тон напугал Альфона, и он примиренчески произнес:

– Ну, это… да.

– Так почему ты против?

– Я? – глаза Альфона расширились.

– Да, ты, – Людовик даже ткнул пальцем в его грудь.

– Кому я объявил войну? – обидчиво спросил он.

– Войну можно не объявлять. Она часто начинается с того, что кто-то глупо поступил, – голос короля стал твердым и властным.

– Я своей глупости не вижу, – по-прежнему обидчиво ответил брат.

– Скажи тогда мне, – голос короля смягчился, он подошел к Альфону и взял его за руку, – почему ты позволяешь нашим южным вельможам довольно часто пугать нас, требовать от нас разных льгот, которые разоряют нашу казну? А если мы не соглашаемся, они бряцают оружием.

Альфон сделал удивленное лицо:

– Я позволяю? Да я с ними и не знаюсь. В чем, в чем, а в этом, брат, ты меня не обвинишь, – он помахал перед ним рукой и отвернулся.

– Ты что, – король повернул его к себе, – не понимаешь, что юг опасен для нас? И для тебя в том числе?

– Понимаю.

– А если понимаешь, то какого дьявола не разрубишь этот узел?

Альфон рассмеялся:

– Давай мне топор, я вмиг его разрублю.

– Я даю тебе этот топор. Руби.

– Где он? – с издевкой посматривая по сторонам, спрашивает Альфон.

– Не прикидывайся идиотом. Ты знаешь, о чем идет речь. Дело принимает нешуточный оборот. Тамплиеры, как мне известно, вознамерились отхватить этот кусок. Надеюсь, ты понимаешь, что это все значит.

Альфон побледнел. Он четко представил, во что это может вылиться. И все же еще раз попытался вывернуться. Ему очень не хотелось выполнять волю брата. От его святости он готов был бежать куда угодно. Сильно завидовал Карлу, который, удачно женившись, стал королем Сицилии. Что-то подобное хотел и Альфон, мечтая о какой-нибудь принцессе. Зная, что говорит глупость, все равно брякнул:

– Я слышал, что ты хотел женить Карла…

Людовик взял у него плеть и ловко сбил засохшую головку какого-то цветка.

– Ты знаешь, где Карл? – спросил король, возвращая ему плеть.

– В Сицилии.

– В Сицилии, – повторил и король, – а ты не догадываешься, почему я его назвал.

Тот пожал плечами.

– А чтобы тебя, умника, сберечь.

Альфон посмотрел на брата. По его виду он понял, что король дальнейших уверток не потерпит.

– Я… я согласен, – пролепетал он.

– Вот и умница, – спокойным, даже ласковым голосом сказал король.

Он подошел к дереву, отвязал коня и подвел его к брату:

– Ступай, готовься!

После разговора с братом король вызвал к себе графа Сансерра. Узнав о цели своего вызова, граф, лишенный малейших дипломатических способностей, бухнул Людовику:

– Так мать же сумасшедшая!

На что король спокойно ответил:

– Лекари пока такого заключения не сделали.

На следующий день из Парижа выехал граф де Сансерр со своими людьми. Путь их лежал в Тулузу, где по заданию короля они должны были встретиться с графиней и уговорить ее на брак Констанции с Альфоном. Чтобы размягчить сердце строптивой владычицы, Людовик пожертвовал ей в качестве подарка