– Думаю, у Эдвины с моей мамой много общего. Они обе были сильными, решительными женщинами.

– Как вы? – спросил он.

Она посмотрела на него внимательным взглядом.

– Вы считаете меня такой?

– Это было сказано как комплимент. Только сильная, решительная леди, – продолжал он, – набросится на мужчину с оружием и попытается отобрать пистолет. Вы удивительная, бесстрашная женщина, леди Марион Дейн.

Она ничего не ответила, но на щеках заиграл румянец. Он удивился, что такое небрежное замечание могло подействовать на нее столь сильно. Она привлекательная, умная, способная женщина. Если бы она увидела в нем привлекательного, умного, способного мужчину, они могли бы перестать пикироваться и… что?

Он не мог представить женитьбы, но ясно представлял Марион в своей постели. Он испытывал чисто мужское, примитивное удовлетворение, когда вспоминал, как она откликалась на его малейшее прикосновение.

Куда все это может его завести?

Марион прервала ход его мыслей:

– Знаете, Брэнд, я все думаю о собачке Ханны. Гувернантки обычно не держат собак, верно?

– Насколько я знаю, нет.

– Тогда кому она принадлежала и что с ней стало?

– Возможно, Хардкасл знает.

– Или, быть может, миссис Лав. Вы ведь возьмете меня в Брайтон, чтобы расспросить ее? В конце концов, я – племянница Ханны. Мне миссис Лав может рассказать больше, чем вам.

– Я подумаю об этом.

Она смерила его гневным взглядом. Конечно, он возьмет ее с собой в Брайтон, иначе как приглядывать за ней? Куда он, туда и она, и наоборот. Но пикироваться с ней доставляло ему огромное удовольствие.

– Ведь ее слова могут натолкнуть меня на какие-то воспоминания. – Она так и кипела негодованием. – Я могу оказать неоценимую помощь в нашем расследовании.

– Это верно. Но надо сохранять секретность. Все, что мы будем делать, должно выглядеть невинно и обыкновенно, чтобы наш злодей и не заподозрил никакой угрозы.

– Я это знаю. Я же не дурочка! С этим он не мог спорить.

За ленчем Брэнд сделал официальное объявление об их помолвке. Сестры Марион пришли в восторг. Его семья, как и следовало ожидать, восприняла заявление с обычным хладнокровием. Даже герцогиня, которая точно была рада новости.

Марион убеждала себя, что так даже лучше. Она не будет чувствовать себя виноватой, когда придет время заявить, что они с Брэндом пойдут каждый своим путем. Не будет ни слез, ни переживаний. Хорошо, если они через неделю после этого вспомнят, как ее зовут.

Эмили напустилась на Эндрю. Они направлялись в конюшни, чтобы взглянуть на новый экипаж.

– Что с твоей семьей? – возмутилась она. – У них что, нет чувств? У них в жилах лед вместо крови? Неужели они не умеют ни радоваться, ни веселиться? Где шампанское, чтобы поздравить счастливую пару? Эндрю выглядел изумленным.

– Они рады, – сказал он. – Просто мы не показываем своих чувств, как это делают другие.

– Почему? Предполагается, что ты роялист, «кавалер», а кавалеры должны быть галантными, веселыми и… полными жизни.

Его губы изогнулись в улыбке.

– Значит, ты «кавалер», Эмили. Она смущенно засмеялась.

– Не думай, что я такая со всеми. С тобой, Эндрю, я могу говорить откровенно. Мы должны сделать что-то особенное для Марион и Брэнда.

В конюшне Мэнли разговаривал с управляющим Теодоры. Мистер Форрест с гордостью хвалился своими последними приобретениями, а мистер Мэнли был явно впечатлен.

Мэнли поднял глаза и заметил Эндрю и Эмили.

– Лорд Эндрю, – сказала Эмили, – берет меня на прогулку в новом экипаже, мистер Мэнли.

– Сейчас? Что ж, мне как раз нечего делать. Я поеду в качестве грума.

– В этом нет необходимости, – отозвался Эндрю. – Я вполне могу справиться сам.

Улыбка Мэнли стала шире.

– Конечно, можете, ваша милость. Но у меня приказ. Увидев, что Эндрю напрягся, Эмили незаметно ткнула его локтем в ребра.

– Спасибо, мистер Мэнли. Мы подождем снаружи. Когда они вышли на улицу, она сказала:

– С Мэнли бесполезно спорить. У него инстинкты овчарки, и, боюсь, он считает меня одной из своих овечек. Нам придется улыбаться и терпеть.

Эндрю покачал головой.