Челябинский завод — первенец отечественной ферросплавной промышленности. Ситуация осложнялась тем, что многие кадровые рабочие сражались на фронте и в цехах трудилось немало женщин и подростков.

Вот что вспоминает об этом времени Н. М. Деханов, бывший в годы войны директором завода: 'Напряженный труд по 8 — 12 часов в день, недостаточное питание, плохой отдых из-за стесненных жилищных условий (мы приняли и обеспечили жильем многих металлургов и членов их семей, эвакуированных на Урал) — все это не могло не сказаться на здоровье нашего совсем еще юного пополнения.

Летом 1942 года нам удалось вывезти детей в пионерский лагерь, а в августе — сентябре, после закрытия лагеря, руководство завода вместе с комитетом комсомола решили организовать там три смены двухнедельного отдыха для подростков.

Хорошее питание можно было бы обеспечить рабочими карточками с солидной добавкой за счет подсобного хозяйства. Но для этого нужны были деньги. Где их взять? Я направил наркому черной металлургии И. Ф. Тевосяну телеграмму, в которой просил разрешить организовать временный дом отдыха для ослабленных молодых рабочих и просил для этого выделить 25 тысяч рублей (в старом масштабе цен). Через сутки пришел ответ: нарком обязывал меня открыть этот дом отдыха и в мое распоряжение выделялось 50 тысяч рублей…

Это очень помогло нашей молодежи. Некоторые ухитрялись за две недели поправиться на несколько килограммов. После такого отдыха, разумеется, и работалось веселей'.

В годы войны один из первенцев советской металлургии — завод 'Запорожсталь' подвергся варварским разрушениям. Территория его представляла собой хаотическое нагромождение деформированных металлоконструкций, засыпанных осколками стекла, обломками кирпича и бетона. Были повалены все дымовые трубы, взорваны железнодорожные пути. В суровом безмолвии замерли поверженные наземь домны и кауперы. Гитлеровцы подорвали внутренние колонны металлических каркасов мартеновских и листопрокатных цехов. Падая, колонны увлекли за собой стропильные фермы и кровлю зданий.

'Запорожсталь' восстанавливала вся страна. Поезда, грузовики, самолеты доставляли на стройку необходимые материалы и оборудование. Героически трудились строители и металлурги. И вот уже восстановлен мартеновский цех, дала первый послевоенный чугун доменная печь, вступил в строй слябинг.

Первоочередной задачей стал теперь пуск тонколистового стана, продукцию которого с нетерпением ждали автомобилестроители. В августе 1947 года на стройку приехал директор Московского автозавода И. А. Лихачев (ставший вскоре министром автомобильного транспорта и шоссейных дорог СССР). Вместе с директором 'Запорожстали' А. Н. Кузьминым (впоследствии министром черной металлургии СССР) он долго ходил по прокатным цехам, где одновременно со строительными работами полным ходом шел монтаж оборудования. Но казалось, что до завершения работ еще далеко и, значит, намеченный график выдержать не удастся.

'Неужели через полмесяца будет пущен стан? — спросил Лихачев. 'Обязательно будет', — заверил его Кузьмин. Гость усомнился в этом и предложил пари на бутылку коньяка.

Прошло две недели, и в Москву на автозавод пришла телеграмма: 'СТАН ПУЩЕН РАБОТАЕТ НОРМАЛЬНО ПЕРВЫЕ ЛИСТЫ ПРОКАТАНЫ ВЫ ПРОИГРАЛИ КУЗЬМИН'. Едва ли кто-нибудь был в тот момент более счастлив, чем И. А. Лихачев, проигравший этот спор.

В 50-х годах кафедру электрометаллургии стали и ферросплавов Московского института стали возглавлял член-корреспондент АН СССР (впоследствии академик) Александр Михайлович Самарин. Тем, кто мало знал его, он мог показаться неприветливым, угрюмым, эдаким научным 'сухарем'. На самом же деле за внешней суровостью скрывался очень добрый человек, любивший шутку, умевший легко находить общий язык со студентами.

Автору этих строк посчастливилось учиться в те годы у А. М. Самарина. Память сохранила немало интересных штрихов к портрету этого замечательного ученого. Помню, нам предстоял ответственный экзамен по спецкурсу, который должен был принимать сам 'шеф'. Накануне вся группа электрометаллургов пришла на консультацию. А. М. Самарин начал ее с сообщения, что экзамен будет проходить без традиционных билетов: 'Я не кассир — билеты раздавать, да и вы не пассажиры'. 'Каждому, — сказал он, — я задам по четыре вопроса'. 'Александр Михайлович, не много ли для бедного студента?', — не удержался я. 'Бедным студентам могу пойти навстречу и ограничиться всего одним вопросом', — ответил он в том же шутливом тоне. Разумеется, желающих отвечать 'всего' на один-единственный вопрос не нашлось.

На следующий день все снова собрались в этой же аудитории, расположенной рядом с кафедрой. Александр Михайлович, как и обещал, продиктовал всем по четыре вопроса, а затем ушел в соседнюю комнату, чтобы, по его словам, не мешать нам готовиться к ответу.

Надо ли говорить о том, что экзамен, проходивший в такой доброжелательной обстановке, стал не только памятным событием в нашей жизни, но и прекрасным уроком доверия и уважения, который преподал маститый ученый своим ученикам.

Первые страницы отечественного ракетостроения связаны с деятельностью Группы изучения реактивного движения (ГИРД), во главе которой стоял тогда еще мало кому известный недавний выпускник МВТУ СП. Королев. Поскольку вначале энтузиасты работали в ГИРДе на общественных началах, они в шутку так расшифровывали название своей 'фирмы': 'группа инженеров, работающих даром'. М. Н. Баланина- Королева, мать будущего академика, вспоминала, как однажды, придя домой, сын спросил: 'Мамочка, у нас есть что-нибудь серебряное?' Мария Николаевна очень удивилась этому вопросу, поскольку знала, что Сергей совершенно равнодушен и к деньгам, и к драгоценностям. 'Зачем тебе, сын? ' — 'Понимаешь, какое дело… Паять двигатель надо, реактивный. Но только серебром'.

Мария Николаевна молча вышла из комнаты и вскоре вернулась с двумя серебряными ложками. — 'Вот все имеющееся в доме серебро'. Наградой ей были радость сына и его крепкий поцелуй.