названия улиц, чтобы я не заблудилась. Так что я спокойно могу одна вернуться домой на трамвае. Трамвай стоит пятнадцать эре. Я могу доехать от Брюна до Стурторгет. И так же вернуться обратно. Пройтись тоже не мешает. Город похож на лабиринт.
— Мне так хочется поскорее поправиться и походить по городу... А как дети?
— С малышами осталась Анни.
— Это хорошо. Ты сама тоже погуляй по городу. Не жалей на это времени. Сделай это ради меня. А потом расскажешь мне, что ты видела. Мне требуется не только больничный воздух. Это тебе задание на следующий раз. Прогуляйся, когда уйдешь от меня!
Элида послушалась его. Сначала она прошлась по Пилестредет, откуда могла найти дорогу назад, на Стурторгет, к остановке трамвая. Судя по названию улицы, она догадалась, что когда-то здесь была ивовая аллея. Теперь аллеи больше не было. Вскоре Элиде попалось большое здание, от которого пахло солодом и пивом, над необычными воротами висела вывеска 'Фрюденлюнд'. Но вот запах пива сменился явственным запахом табака. Должно быть, здесь была табачная фабрика. Наверное, мужчинам приятно ходить по этой улице. Потом взгляд Элиды упал на новое здание с правой стороны улицы, на его стене было написано 'Бани Бишлет'. Ей захотелось зайти внутрь и посмотреть, как выглядят общественные бани, но она тут же отказалась от этой мысли. Как себя ведут в таком месте? Ведь нужно раздеться на глазах у всех и иметь с собой какой-нибудь купальный костюм.
Улица пошла вверх. Из пекарни напротив большой церкви и парка до Элиды донесся манящий запах свежего хлеба. Она остановилась и принюхалась. Представила себе печь в поварне в Хавннесе, в которой они пекли хлеб к Рождеству или сразу на всю страду. Серые горки теста ставились в печь на уголь и потом вынимались оттуда благоухающими и золотистыми.
Наверное, на этой улице есть все, что надо человеку, подумала она. Люди и телеги, груженные бочками и ящиками, создавали впечатление спешки. Дальше склон походил уже больше на сельскую местность — здесь были богатые виллы и сады. Несколько больших ив дарили Элиде сказочную тень. Солнечные лучи просачивались сквозь почти черные ветви и являли взору едва угадывающийся зеленоватый покров.
На улицу выбежали мальчик и девочка восьми и десяти лет. Девочка победно поднимала вверх мяч. Они были красиво одеты, но играли неловко, как почти все дети. Девочка была старше и не хотела отдавать мальчику мяч. Он схватил ее соломенную шляпу, надел на палку и побежал прочь. Шляпа с развевающимися лентами кружилась на палке. Девочка бросила мяч и с плачем кинулась за мальчиком. И они оба исчезли за воротами красной виллы в швейцарском стиле. Мяч попрыгал по брусчатке, а потом покатился по направлению к Элиде. Она быстро наклонилась и подняла его. Маленький и красивый, он тут же оказался у нее в сумке. Агда будет его беречь.
Как, интересно, живется в такой вилле? Но вид этих богатых детей лишил Элиду желания идти дальше. Она повернулась и пошла обратно мимо Риксгоспиталя и главной конторы Армии спасения. Там она свернула налево и узнала уже знакомую площадь с аптекой, фонтаном, фонарями и деревьями. Элида села на скамейку и стала разглядывать прохожих. Воды в фонтане еще не было. В круглом бассейне валялись бумажки и листья, на доме напротив над полукруглым окном было высечено 'Военная школа'. Страшное название.
Деревья ждали настоящего тепла, чтобы окончательно распуститься. Полдень уже миновал. Вокруг Элиды шумел город. А она праздно сидела здесь, под деревьями. С чужим желтым мячом в сумке. В доме под номером два открылось окно, и из него выглянул мужчина. Ей показалось, что он смотрит на нее. Потом он скрылся за шторой. Неожиданно Элида почувствовала себя молодой и беспечной. Подумала о Фредрике. Что она расскажет ему в следующий раз? Он, конечно, посмеется над желтым мячом. Но спросит, что она видела еще.
На Гренсен было много магазинов и витрин. Кругом кишели люди. К удивлению Элиды, этот хаос не пугал ее. Молодые женщины были в весенних костюмах, юбки едва прикрывали колени. На некоторых были тонкие пальто с поясами, спущенными на бедра. И шляпы или шапки, похожие на перевернутые миски для молока. Элида поняла, почему Анни хочется чего-нибудь нового и модного. Она сказала, что это должно быть модное,
Элида зашла в магазин дамской одежды, только чтобы взглянуть. Но к ней тут же подбежала продавщица и смутила ее, предложив помощь. Элида отрицательно покачала головой, но все-таки прошлась вдоль штативов, на которых висели платья.
— Большое спасибо, я хочу только посмотреть, — сказала она на своем диалекте.
— Что вы сказали? — надменно переспросила продавщица. Это было так унизительно, что Элиде захотелось написать свою родословную и повесить себе на грудь. Или спросить у этой продавщицы, был ли среди ее предков хоть один амтман.[13]
— Нет, спасибо! — громко сказала она.
— Как вам будет угодно, — кисло улыбнулась продавщица, не спуская с нее недреманного ока Аргуса.
В конце концов униженная Элида кивнула и вышла из магазина.
Радость от этой одинокой прогулки улетучилась. Элида почувствовала себя одной из нищенок, которых она видела возле вокзала. Она ходит по городу, где ее считают дурочкой только потому, что она говорит на своем диалекте.
Вечером она рассказала тете Хельге и детям о продавщице, которая не поняла, что она сказала.
— Постарайся говорить, как говорят здесь. Я всегда так делаю. В столице надо владеть двумя языками, — посоветовала тетя Хельга.
— Ни за что! Это будет глупо! — заупрямилась Элида.
Но она поняла: Господь прощает тете Хельге, что она переходит на этот 'южный язык', когда говорит с людьми в Кристиании. Однако для нее самой это было бы неестественно. Зато было бы естественно, если б она подновила одежду детей и свою собственную. Элида написала дочерям Фриде и Селине, чтобы они прислали ей оставленную дома швейную машинку. Сколько бы это ни стоило. Пароходное общество Весетеролена имело свой причал в Кристиании в южной части Акерсхюс Брюгге, куда раз в две недели по средам приходили их пароходы. Послать машинку можно из Сортланда. Она должна сшить новые платья, написала она. Готовые стоят слишком дорого. Но она может скопировать фасон. Сшить так, чтобы они выглядели
Весна наконец началась по-настоящему. Высокие деревья, названия которых Элида не знала, распоряжались светом и небом, одного их присутствия было уже достаточно. Еще до восхода солнца воробьи поднимали среди веток такой шум, будто кто-то угостил их спиртным. Элида выкапывала странные благоухающие растения из заросших клумб тети Хельги. Как ни странно, тетя Хельга даже не знала названий этих красивейших Божьих творений.
Цветы и деревья росли до самого города. Пахло конским навозом и потом. Кричали продающие газеты мальчишки, гремели трамваи. Все это время Элида наедине с собой и своими мыслями изучала улицы недалеко от больницы. Как будто ей подарили это свободное время только для того, чтобы она могла рассказать Фредрику все, что она видела в городе.
Однажды она попробовала понять, тоскует ли она по дому. И к своему удивлению, вынуждена была признаться, что не чувствует никакой тоски. Единственное, чего ей не хватало, — это собственного
