– Твой друг Джин не такой почтительный по отношению к старейшинам. Если я снова попрошу его, он может быть расскажет, что надо нам для победы.

У Сирокко замерло сердце, но она постаралась не подать виду, как на нее подействовало это предположение.

– Джин забывчивый. Он пережил тяжелые времена за время этого путешествия; мысли его разбрелись, но я напомнила ему о его долге.

– Я вижу. – Он опять задумался, предложив ей между тем стакан вина, который она с удовольствием выпила.

– Я думаю, что самостоятельно могу придумать метатель копий. Эластичный прут, концы связаны вместе ремнем.

– По правде говоря, я удивлена, что вы до сих пор не придумали этого. У вас много гораздо более сложных вещей.

– Мы делаем что-то вроде того, во что играют дети.

– Меня приводит в недоумение ваша война с ангелами. Почему вы сражаетесь?

– Потому что они ангелы, – насупившись ответил мейстерзингер.

– Только лишь по этой причине? На меня произвела впечатление ваша терпимость по отношению к другим видам. Вы не питаете враждебности ни ко мне, ни к моим друзьям, ни к цеппелинам, ни к йети в океане.

– Они ангелы, – повторил мейстерзингер.

– Вы не хотите жить на одной и той же земле?

– Ангелы будут не в состоянии выкармливать своих детенышей грудью Геи, если они покинут огромные башни. А мы не можем жить, цепляясь за стены.

– Следовательно, вы не конкурируете ни из-за земли, ни из-за еды. Может быть, причина в религии? Они почитают другую богиню?

Мейстерзингер рассмеялся. – Почитают? Ты странно выражаешься. У нас только одна богиня, даже для ангелов. Гее поклоняются все виды.

– Тогда я просто не понимаю. Можешь ты мне объяснить, почему вы воюете?

Военачальник мейстерзингер надолго задумался. Когда он наконец запел, то это была песня в минорном ключе.

– Из всех вещей, которые происходят в мире это то, о чем я больше всего хотел бы спросить Гею. То, что все мы должны умереть и вернуться в грязь, не встречает во мне ни чувства протеста, ни горечи. Мир совершает круговорот и ветры дуют когда дышит Гея – все это я понимаю. Что наступают времена, когда кто-то должен ходить голодным, или когда мощный Офион поглощается пылью, или холодный ветер с запада морозит нас, все эти вещи я воспринимаю, так как сомневаюсь, что смогу с этим что-либо поделать. У Геи есть много земель, о которых ей надо заботиться и время от времени ей надо обращать свой взгляд еще куда-нибудь.

– Когда огромные колонны, подпирающие небо начинают трещать, так, что содрогается земля и возникает страх, что мир распадется на части и будет повержен в пустоту, я не жалуюсь.

Но когда начинает дышать Гея, меня начинает переполнять ненависть, я уже не в состоянии рассуждать. Я веду свой народ в бой с ощущением, что это не моя дочь падает на землю рядом со мной, не моя. Она чужая мне, потому что небо заполнено ангелами и наступило время сражения. Только позже, когда уходит ярость, мы начинаем подсчитывать наши потери. Это потом мать находит свое дитя убитым в поле. Это потом я осознаю, что моя дочь, плоть от плоти моей ранена ангелами, но затоптана ногами своего собственного народа.

Это произошло пять дыханий назад. С тех пор в сердце моем непроходящая боль, и, наверное, она никогда не пройдет.

Сирокко боялась нарушить тишину, когда мейстерзингер отвернулся от нее. Постояв, он побрел к двери, повернув лицо в темноту, в то время как Сирокко смотрела на мерцающее пламя свечи на столе.

Послышался звук, явно похожий на рыдание, хотя титаниды не плакали как люди.

Спустя некоторое время мейстерзингер вернулся к столу и сел, вид у него был очень усталый.

– Мы сражаемся, когда нами овладевает ярость. Мы не можем остановиться пока всех их не перебьем, или пока они не вернутся домой.

– Ты говоришь о дыхании Геи. Мне это непонятно.

– Ты слышала его завывание. Это яростный ветер из поднебесных башен; холод и с запада и с востока.

– Пытались вы когда-нибудь поговорить с ангелами? Или они не станут слушать вашу песню?

Мейстерзингер снова лишь пожал плечами:

– Кто станет петь ангелам и какой ангел станет слушать?

– Я снова повторяю, что никто не попытался… договориться с ними. – Сирокко запнулась, затрудняясь в подборе подходящего слова. – Если бы вы сели и выслушали песни друг друга, то может быть, вы смогли бы жить в мире.

У мейстерзингера залегла морщина между бровями:

– Как между нами может существовать родственное чувство гармонии, если они ангелы? – Мейстерзингер использовал выражение, которое подразумевало и то, что Сирокко перевела как «неподходящая компания». «Мир» между титанидами был всеобщим состоянием, которое трудно было объяснить. Мир между титанидами и ангелами был понятием, которого даже не существовало в языке.