не было пролетных птиц — то ли закончился перелет, то ли они оказались вдалеке от торных птичьих дорог.

Но зато сразу стало видно во все стороны!

— Ребята, вон видите, место высокое? Давайте на него!

Огромная долина, охваченная полукружьем гор, постепенно понижалась к юго-востоку. Сколько хватало глаз. В одном только месте из недр земли выходила каменная гряда. Тысячи лет уносили ветер и вода землю в одном направлении, но камень разрушали и уносили медленнее земли. Поэтому местность тут была выше, и можно было даже сидеть на теплых камнях, украшенных коричневым и темно-зеленым лишайником, спустить ноги с небольшого обрывчика, метра в три, и видеть километров на тридцать.

Вон там должен быть Улуг-Комь, потому что дальше местность опять повышается, идут синие, сиреневые хребты, все выше и выше. Пугата, скорее всего там, а Белое — вообще непонятно где… Ну и отшагали же мы! Километров двадцать, не меньше.

— Ну что, народ? Полчаса отдыха, и надо идти дальше. Тут километров пятнадцать.

Помолчали. Пекло солнце, гудели насекомые; несмотря на дневное время, клонило в сон; не хотелось сдвигаться с места.

— Миш… Давай я тут подожду, а? Видишь, не могу я уже…

Толян показывал свою ногу, и вид был действительно жуткий — черный от грязи носок, распухшая лодыжка, в нескольких местах содрана кожа. Наверное, и распухло оттого, что в ссадины набилась грязь, пошло нагноение.

— Ладно… Фомич за тобой потом приедет.

— И я останусь… — Лена бросила это вовсе не тоном вопроса, она просто сообщала, что останется. И сидела, опустив голову и руки. По степи она стала идти гораздо медленней — ведь в степи не так страшно отстать от остальных.

— Ладно… Тогда вот! — Миша скинул на землю рюкзак. — Топор, посуда пусть будут у вас. Нам-то с Ларисой они как-то и ни к чему… Лариса, ты со мной?

— Конечно! Лучше уж идти, чем так сидеть и ждать…

Если даже последние слова и были адресованы Лене, та не отреагировала никак. Устало сидела, тупо уставясь в серый камень.

— Лена… Лена! Лена!!!

— Ну что тебе! — Только раздражение в голосе.

— Толяну не надо сейчас прыгать на своей ноге… Это понятно?

Смотрит так, словно не знает, кто это такой — Толян.

— Понятно, спрашиваю?! — рявкнул Миша так, что самому сделалось страшно.

— Ну чего пристал?! Ну, не полезно ему, дальше что?

— А то, что сходи ты сама за дровами, ладно? — Это Миша сказал почти ласково. — И воды принеси… Договорились?

Лена смотрела так, словно не стоял тут никакой Миша, не заслонял горизонт.

— Договорились, говорю?!

— Договорились…

— Толя, чтобы ты не геройствовал! Пусть Ленка все сама сделает, невелик труд.

Вот Толян молодец, улыбается, хотя с ногой и совсем плохо. Хватило бы ему ума не демонстрировать мужских доблестей, когда не надо… Впервые семнадцатилетний Миша подумал о девятнадцатилетнем Толяне как о маленьком, которому не хватит ума и опыта поступать правильно.

— Пошли, Лариса, не будем тянуть.

— Раньше сядешь, раньше выйдешь! Пошли быстрее! — засмеялась Лариса.

Миша радовался — еще смеется, не раскисла. Но видел, что устала она совсем: заострились черты лица, глаза ввалились, и в этих ввалившихся глазах застыло какое-то неуверенное, жалобное выражение. Интересно, а как выглядит он сам?

И опять они шли через степь, но странное дело — почти дома чувствовал себя Миша под ясным небом, с которого неслось пение жаворонков, на открытой, наклоненной к Улуг-Коми долиной. Может быть потому, что очень уж далеко было здесь видно вокруг: и понятно, куда идти, и нет опасности вдруг наткнуться на медведицу. Правда, и самой медведице тоже все очень хорошо видно, и ничто не мешает догонять кого захочется.

Спустя какое-то время Миша обернулся, и сердце сжалось: такими маленькими были фигурки Лены и Толяна среди огромной степи! Вот сложные стороны жизни в степи — такой маленький в ней человек под колоссальным опрокинутым куполом ясного неба, в пространстве, где идти можно, куда угодно. Один из оставшихся что-то делал, вроде бы прыгая на одной ноге… Миша не мог сделать ничего, кроме как махнуть рукой на обоих оставленных, но и готовность Толяна заполучить заражение крови, и Ленкино дурацкое упрямство воспринимал как что-то, касающееся лично его. Да, у этого мальчика прорезались явные задатки лидера, что тут еще можно сказать!

И еще три часа шли они — сначала по степи до мерцающих телеграфных столбов, потом по дороге до самого хутора номер семь.

И хотя были они голодные и предельно усталые, но чувствовали себя психологически легко — вот, приключение кончается, и они победили. Победили то непонятное, что бродило на болоте, победили туман и болото, горный лес, расстояние и собственный страх.

— Как ты думаешь, нас ищут?

— Наверное…

— И куда делся Епифанов?..

— Вот его-то уж точно будут искать… На правительственном уровне.

Хутор стал виден уже часов в пять, но дошли до него только в половине седьмого; оба буквально валились с ног. Ольга первой заметила подходящих, метнулась в дом с криком: «Наши пришли!». Тут же вылетела обратно, вместе с Наташей, вскоре на крылечко выглянула и Маргарита.

— Ой, какие вы усталые! А Лена и Толян где?! Хотите есть?! Налить вам чаю?! Вы здоровы?!

От тараторенья девушек становилось теплее на сердце, но еще было главное…

— Оля, Наташа… Вы нас кормите, конечно, и… того, быстрее расскажите — наши где?

Мишка набросился на хлеб с тушенкой, но больно дернуло желудок, и Миша вспомнил, как читал про Бухенвальд, где страшно голодавшим людям, от великого ума, дали свиной тушенки… и они умерли в страшных мучениях. Так что дальше Миша как-то больше пил чай и слушал, как еще вчера нашелся Виталий Ильич, а утром все поехали искать потерявшихся: Фомич, Витя, Владимир Кириллович и Сергей, а Дима повез Виталия Ильича на мотоцикле в Усть-Буранный, в милицию. Мотоцикл тут же конфисковали, как вещественное доказательство и техническое средство совершения преступления, а сюда Виталия Ильича и Диму привезли на милицейском «газике».

Милиционеры со всех сняли показания, забрали Сипу и Николая, и с них тоже сняли показания. Они съездили в Камыз и нашли там Саньку и Петьку, которые так и сидели на месте и пили водку без перерыва. С них тоже сняли показания и повезли в Усть-Буранный.

Виталий Ильич думал, милиция поднимется искать пропавших, а они попросили написать заявление и отметить в нем рост, возраст, особые приметы пропавших и как они были одеты.

— Мы подадим их в розыск, — объявили представители властей.

— А искать?! Мы думали, вы поможете…

— Это не входит в функции милиции. Если мы будем искать, кто будет поддерживать порядок?!

— Хоть бы помогли организовать людей! Какой смысл подавать в розыск, если они не ушли и пропали, а заблудились в лесу?!

— Может, они куда-то выйдут, а их опознают?

В общем, Виталий Ильич с ними поссорился, а милиция повезла пастухов в Усть-Буранный.

— В общем, так… — блаженное тепло разливалось по телу Михаила, гудящие ноги как будто окутало плотное облако, тело само прислонилось к стенке домика: дремать. Но дело-то, выходит, не закончено… И Миша — опять властно, уверенно, как делал это в лесу, подвел итог: — Значит, так: сейчас я выхожу на Камыз, посмотрю, как наши прорываются сквозь туман. Если не буду через два часа, надо будет сходить к ребятам, отнести им поесть. Лариса знает, где это…