наверное, двадцать лет назад так и не поняла, что ее убило. Просто потому, что не успела. Хрупкая фигурка среди нескольких сотен провожающих. Лицо и глаза, полные надежды, которые он запомнил на всю жизнь.

А еще он видел чудовищный силуэт атомного гриба, вырастающего в том месте, где еще несколько мгновений назад жил и дышал Париж. Миллионы судеб и жизней, в одночасье перемешанные в беспорядочные клубы черного пепла.

Почувствовав, как ладонь обожгла ледяная сталь рукоятки, Лобачев достал из кармана старенький наган и, откинув дверцу барабана, оглядел байки патронов. Ну, видит бог, столько лет собирался, а теперь уж пора. Надо было еще двадцать лет назад это делать, вместе с остальными старшими офицерами…

— Прости мою душу грешную!

Приставив холодный кружок дула к пульсирующему виску, Юрий последний раз взглянул на волнующееся море и закрыл глаза.

— Он здесь, стреляться собрался! — заорал появившийся в дверях рубки Савельев. — Стойте, капитан!

Щелк! — залежавшееся без дела оружие дало осечку.

— Юра!!! Так твою растак! — несясь по палубе, истошно матерился Тарас.

Пытаясь опередить бегущих к нему людей, Лобачев снова торопливо взвел собачку предохранителя и нажал на курок.

Щелк!

Добежавший первым Азат на ходу врезался Лобачеву в живот, опрокидывая капитана на палубу.

— Пистолет держите!

Выбитый кем-то из руки самоубийцы «наган» закрутился волчком, отлетая далеко по палубе.

— Застрелите меня! — захлебываясь брызжущей с губ слюной, остервенело орал Лобачев, с которого слетела фуражка. — Слышите?! Савельев, это приказ!

— Спокойно, капитан! — рядом с Азатом рухнул подоспевший на выручку Савельев. — У вашей стрелялки срок годности вышел!

— У Ахметова возьми! Это приказ, слышишь!?

— Юрий Борисович, вы не в себе, — пыхтел не разжимающий хватку Азат.

— Да как ты… на губу! Под трибунал… всех до единого!

— У него горячка! — перекрикивая свистящий ветер, к месту драки ковылял страдающий одышкой Колобок.

— Пусти, щенок! — сцепившийся с капитаном Савельев встретился с его безумными глазами.

— Ноги, ноги ему держи!

— Палачи! Мы все палачи! — продолжал орать Лобачев.

Его лицо стало землистого цвета, на видной из-за воротника свитера худой шее бугрились желваки.

— Еще раз такое выкинешь — лично тебя порешу! — взревел подлетевший Тарас, всем весом своего могучего торса наваливаясь на грудь мечущегося капитана.

— Решай! Решай, прямо здесь! — из глаз Лобачева неожиданно брызнули слезы. — В крови мы с ног до головы вымазаны! Отмаливать-то как?!

— Юра, охолонись, твою мать! — не стесняясь больше других членов команды, старпом кулаком- молотом от души съездил Лобачеву по челюсти. — Жену и сыновей на кого оставишь? О них подумал?!

— Прокляты… — прохрипел тот, выплевывая на подбородок кровавый сгусток слюны. — Будьте вы все прокляты!..

— Сейчас-сейчас, — Колобок, дрожащими похожими на сардельки пальцами лихорадочно копался в аптечке, спешно пытаясь разыскать шприц. — Подержите еще немного…

— Женщины, дети… Люди! Мы же их всех… Всех! Слышите меня?! Для чего?! Для кого?!

— Борисыч, в наших руках…

В этот момент палубу сотряс мощный взрыв, и борющихся людей чуть не вышвырнуло за борт, прямиком в ледяные объятия колыхающихся со всех сторон пенящихся бурунов.

Взрыв, заставивший содрогнуться могучий корпус подлодки, прогремел как раз в тот момент, когда Лера с тазом стираного белья подходила к лестнице, соединявшей душевой отсек с верхней палубой. Выронив ношу и едва успев ухватиться за перекладину, падающая девушка повисла на ней. Тут же в барабанных перепонках душераздирающим воплем отозвалась сирена. Сумевшая удержать равновесие Лера, позабыв про раскиданное по полу тряпье, стала быстро карабкаться наверх.

По ушам мужчин, втащивших в рубку Лобачева, размякшего от укола успокоительного, ударил заунывный рев баззеров аварийной тревоги. По узким коридорам, тревожно освещаемым сполохами мигающего освещения, гремя сапогами, металась переполошившаяся команда.

— Что еще за хрень?! — рыкнул поддерживающий капитана Тарас.

— Взрыв в одном из дальних отсеков! — крикнул в ответ бегущий по коридору матрос. — В восьмом. А может, в девятом! Из-за всей этой канители пока не разобрать…

— Твою мать! — выругавшись, старпом с помощью Савельева осторожно опустил на сиденье Лобачева. — Так разберитесь! Причину установили?

— Направленный взрыв.

— Какого?! — далее из луженой глотки матерого старпома, точно из прорванной плотины, хлынули лихие матюки.

Влетев в наполненный клубящейся гарью и запахом горелой проводки компьютеризованный центр управления, Тарас чуть не споткнулся о кучу малу на полу. Паштет и Треска пытались скрутить отчаянно сопротивляющегося Батона. Охотник по-обыкновению был мертвецки пьян и практически ничего не соображал, но сопротивлялся отчаянно. Вокруг дерущихся суетилась Лера, тщетно пытающаяся разнять их.

— Отпустите его! — заламывала руки девушка. — Вы что, не видите, он же пьяный!

— Пьяный не пьяный, а заряд подорвать сумел! — стиснув зубы, прорычал елозивший по полу Треска.

— Я ж для вас, придурки, старался! Фашисты это долбаные! Рейх возрождать плывут! — закатив глаза, орал брыкающийся Батон. — Отпустите меня, черти!!!

— Дядя Миша, успокойтесь, пожалуйста!

— Ты чуть всех нас не угробил, чувак!

— Да пошли вы! Они заразу на материк вывезти хотят, чтоб потравить всех! Я доказательства нашел…

— Пошла отсюда! — больно схватив пискнувшую девушку за руку выше локтя, Тарас с силой вышвырнул ее из каюты. После чего расставил пошире ноги и заорал:

— Встать!!!

Взмыленным драчунам кое-как удалось подняться на ноги.

— Он взрывчатку под стол прилепил, я сам видел! — прогундосил запыхавшийся Паштет.

— Ты что же, сволочь, последние мозги пропил?! — прошипел старпом, приближая налившееся кровью лицо вплотную к Батону так, что мужчины едва не коснулись носами.

— Облапошили нас, дураков, — уронив голову на грудь, пробормотал Батон. — Нельзя нам дальше плыть…

Лера вздрогнула — последние слова дяди Миши точь-в-точь повторяли непонятные речи Птаха.

— Взрывчатку где взял?! — Тарас встряхнул пьяного за ворот водолазки.

— Сам сделал…

Старпом без предупреждения с такой силой заехал «террористу» кулаком в живот, что Паштет и