попарно (в одной паре был фельдфебель Адольф Штольц) несли двое носилок – по напряженным лицам было видно, что груз, накрытый мешковиной, чрезвычайно тяжелый. На каждых носилках лежало по длинному деревянному ящику. Замыкал шествие пятый эсэсовец с большим мешком на плече, по виду туго набитым чем-то, но не очень тяжелым.

Когда дверь закрылась, Кауфман скомандовал:

– Следовать за мной!

Никита Никитович Толмачев был собран, четок, сосредоточен. Только, пожалуй, чрезмерная бледность лица и подрагивающий уголок рта выдавали его крайнее напряжение.

Залы и комнаты замка были освещены только контрольными лампочками, но уже начиналось весеннее утро, его свет через длинные стрельчатые окна смешивался с мертвенным освещением ламп – и в результате возникали ирреальные, заставляющие оглядываться картины: казалось, что лица людей на портретах, украшавших стены, живые – мерцают глаза, шевелятся губы; вроде бы слышится шелест одежд… Метнулась серая тень, и рука, без труда проникающая через стекло, переставила в витрине чашку из тонкого фарфора. Вроде бы впереди чьи-то легкие шаги… Или шелест крыльев? И возникла впереди, в небольшом зале, витрина, в которой замерцали яркими желтыми бликами предметы «Золотой братины».

Два эсэсовца, стоявших по бокам витрины, при появлении коменданта замка оберста Кауфмана и начальника охраны фельдфебеля Штольца замерли по стойке смирно.

– Вольно, ребята! – Толмачев сделал знак носильщикам: опустить груз.

Те с облегчением грохнули носилки на пол. Пятый эсэсовец сбросил с плеча мешок, который упал почти бесшумно.

– Вы свободны, – объявил обер-лейтенант Пауль Кауфман стражникам. – Отдыхайте.

Те, отдав честь, удалились. Никита Никитович подошел к двери из мореного дуба, что была в нескольких метрах от витрины с «Золотой братиной», открыл ее ключом, распахнул.

– Вносите сюда! – приказал он.

Носилки с грузом, длинные ящики и мешок оказались в библиотеке с картинами на стенах и бюстами Гейне и Гёте в нишах. В библиотеке было темновато, и Толмачев щелкнул выключателем. Загорелись плафоны на стенах и яркая лампа под зеленым абажуром на круглом столе. Комендант крепости Вайбер запер ключом дверь и, быстро скользнув взглядом по лицам пятерых эсэсовцев, сказал, глядя на часы:

– В нашем распоряжении сорок минут. В шесть пятнадцать в замке начнутся работы. Мы всё должны закончить за десять минут до этого срока. Задача: в ящики, завернув в вату, уложить кирпичи и надежно заколотить гвоздями. – Он открыл чемоданчик. В нем оказалось несколько молотков и крупные гвозди. – Приступайте!

С носилок сняли мешковину – под ней были аккуратно уложены кирпичи. В мешке оказалась вата, спрессованная в рулон. Работали споро и молча. Лишь один раз рядовой Карл Адлер, скорее всего самому себе, сказал тихо, с какой-то первобытной задумчивостью:

– Ничего не понимаю!.. Зачем…

– Вопросов не задавать! – оборвал его фельдфебель Адольф Штольц.

И опять работали молча. Застучали молотки, заколачивая первый ящик.

– Господин обер-лейтенант, – сказал один из эсэсовцев, – останутся и кирпичи, и вата.

– Неважно, лишь бы хватило.

Наконец все было готово. Справились за тридцать пять минут.

– Молодцы! – похвалил комендант крепости Вайбер Пауль Кауфман. – Выпивка за мной. И вот что, ребята… Все, что сейчас мы с вами сделали… этот факт вы забудете навсегда. Понятно?

– Факт умрет вместе с нами, господин обер-лейтенант! – рявкнул фельдфебель Адольф Штольц.

Все вышли из библиотеки. Толмачев запер ключом дверь из мореного дуба, подергал бронзовую ручку – в пасти льва зажато кольцо. Замок держал дверь мертвой хваткой. Когда шли через залы, уже освещенные боковым светом солнца, фельдфебель Штольц спросил:

– Как здоровье супруги, господин обер-лейтенант?

– Слава богу, – тут же ответил Пауль Кауфман. – Обошлось. Приняла снотворное, сейчас спит.

«Что-то здесь не так… – думал фельдфебель Адольф Штольц. – Все-таки надо доложить бригаденфюреру». – «Странно… – думал Никита Никитович Толмачев. – Никогда фельдфебель не интересовался моей личной жизнью».

К двенадцати часам дня закончились работы по подготовке ценностей, хранящихся в замке, к эвакуации (так это было объяснено охране и четырем хранителям музейных ценностей, штатским людям, которые трудились здесь по договору). Были упакованы в ящики сервизы из фарфора и хрусталя, изделия из бронзы и серебра, уложены в специальные деревянные формы картины и иконы, скатаны рулонами гобелены и ковры.

За работами следили Пауль Кауфман, Иоганн Вайтер и его адъютант Томас. Упакованные произведения искусства эсэсовцы сносили в небольшой зал, в котором находилась витрина с «Золотой братиной». Перед витриной уже стояли два длинных пустых ящика, точно такие же, в которые рано утром были положены кирпичи, обернутые ватой; эти ящики находились сейчас в библиотеке, за дверью из мореного дуба.

Согласно инструкции, привезенной бригаденфюрером Вайтером (с ней был ознакомлен комендант замка еще вчера за обедом), сервиз «Золотая братина» надлежало упаковать последним, особенно тщательно, по списку, и, окончив упаковку, скрепить инвентарный список подписями бригаденфюрера Иоганна Вайтера, коменданта замка Пауля Кауфмана, главного смотрителя и поставить на этих подписях печать канцелярии замка Вайбер. Из Берлина сегодня же прибудет группа лиц, которые правительством и лично рейхсканцлером Герингом уполномочены осуществить эвакуацию сокровищ замка Вайбер в глубь Германии – так было сказано людям. Сегодня же вся охрана и штатский персонал получат трехмесячные оклады. Двенадцать военнообязанных будут направлены к новому месту службы в войска СС, фельдфебель Адольф Штольц получит специальный приказ. Комендант Вайбера Пауль Кауфман отзывается в Берлин. Штатские могут быть свободны.

И охрана во главе со Штольцем, и смотрители, все, кто работал в хозяйственном блоке: повар, садовник, уборщицы, разнорабочие – всего десять человек, – все они появились в замке после завершения специальных работ секретной государственной важности и о бункере за стенами библиотеки не знали. Бункер со множеством ниш считался важнейшей тайной замка Вайбер. В эту тайну были посвящены в Берлине рейхсканцлер Геринг и несколько самых приближенных к нему лиц. По крайней мере, так считали в рейхсканцелярии второго после Гитлера человека в Германии.

Было двенадцать часов сорок пять минут дня.

– Что же, – сказал бригаденфюрер Иоганн Вайтер, стараясь придать своему голосу деловитость и будничность, – приступим к главному экспонату… Начинайте, господа.

Никита Никитович Толмачев небольшим замысловатым ключом стал открывать крышку витрины из бронированного стекла и не мог сразу попасть в узкую скважину – рука его дрожала. Это обстоятельство заметили многие… Наконец щелкнул замок. Старший смотритель и дюжий эсэсовец подняли тяжелую крышку.

Адъютант бригаденфюрера Томас открыл инвентарную книгу на соответствующей странице и сказал:

– Номер первый. Братина, двенадцать изображений по бокам.

– Сначала выложим все предметы сервиза на пол в соответствии с нумерацией, – сказал бригаденфюрер Иоганн Вайтер, он же товарищ Фарзус. – И потом уложим.

Совместный план Никиты Толмачева и товарища Фарзуса был таков: до тринадцати часов тридцати минут (время обеда) сервиз «Золотая братина» будет упакован в два ящика. На осуществление плана будет отпущена и внутренняя охрана замка, так как все сокровища к этому времени сосредоточатся в малом зале. Там останутся Иоганн Вайтер и Пауль Кауфман, чтобы пересчитать «предметы коллекции господина Геринга» уже поштучно в упаковке. Подменить ящики с «Золотой братиной» на ящики с кирпичами – дело нескольких минут.