Кюшен тупо смотрел прямо перед собой.
— Вам нехорошо? — спросил Донал.
Он внимательно наблюдал за тем, как унесли носилки и захлопнулись железные двери. Образы, которые ещё совсем недавно ярко пылали в воздухе, потускнели и исчезли, осталось только несколько крошечных бледных следов.
— Наверное, вы сможете воспользоваться собственным инструментарием, чтобы изменить свое состояние…
Кюшен взглянул на него.
— …однако не стоит предпринимать никаких усилий, — продолжал Донал. — Ведь вы убили человека. Подобное невозможно забыть, невозможно принять… с этим нужно просто жить.
— Но я не хотел… Вы же знаете.
— Да, знаю, — отозвался Донал. — Тем не менее мы понимали, на что идем.
Спустя мгновение Кюшен задрожал. Он весь побледнел — наступила следующая стадия шока. Донал наблюдал, как приступ сильнейшей дрожи овладевал юношей.
— Расслабьтесь, — произнес Донал. — Не пытайтесь справиться со своими чувствами. Позвольте им овладеть вами.
Кюшен закрыл глаза и застонал.
— …так как ваше нынешнее состояние вполне естественно. А потом… потом все придет в норму.
Кое-что из сказанного Доналом поднялось из глубин его собственного подсознания, где хранились воспоминания о том гипнотическом трансе, в который ввел Донала маг из полиции сразу же после его первой кровавой стычки с бандитами. Тогда Донал убил не одного, а троих сразу же вслед за тем, как горло Фредрикса взорвалось потоками алой артериальной крови.
На глазах у Донала сержант Фредрикс Паульсен — самый близкий ему в то время человек — испустил последний захлебывающийся вздох и как-то весь сжался. Взгляд его сделался тусклым и пустым, и вот от человека не осталось ничего, кроме топлива для реакторов.
Через две минуты (хотя для Кюшена это, наверное, длилось гораздо дольше) дрожь перешла в отдельные редкие подергивания и наконец совсем прекратилась. Кюшен закрыл голову руками.
Спустя мгновение Донал ушел.
Ксалия стонала, вращаясь, словно в сушильном автомате. Она выпадала из реальности и снова возвращалась в неё, а Герти продолжала тащить её сквозь крошечные, все более сужающиеся щели. Жгучая боль была результатом малейшего движения по сжимавшимся лабиринтам. Духовное тело Ксалии сдавливалось и разрывалось враждебными энергиями.
И все-таки оно оставалось целым благодаря хитроумному умению Герти пользоваться здешними силами и топологией. Как бы то ни было, они потихоньку пробивались сквозь смертельные защитные преграды по направлению к периметру. И вот, наконец, они свободны, наслаждаются холодной твердостью цельного камня. А над ними внешние барьеры продолжают вздыматься и пылать.
Слова Герти проникли в сознание Ксалии.
Любое движение причиняло Ксалии нестерпимую боль.
Тело Ксалии, совершенно нематериальное внутри каменной стены, вздыбилось — оно все ещё разрывалось от сильной боли. Она не могла сосредоточиться и почти не могла общаться.
Ксалия извивалась, пытаясь сосредоточиться.
Ксалии потребовалось мгновение, чтобы втянуть достаточно энергий для ответа.
Герти ухмыльнулась.
И вновь Ксалия рассмешила Герти.
Если бы у Ксалии были глаза, она бы их закрыла. Ей жутко надоела болтовня Герти. Боль никак не проходила.
Это было уже слишком. Но слова, которые Герти произнесла потом, были мягче, они успокаивали, уводили Ксалию ещё дальше от пылающего лабиринта. Оба духа начали опускаться вниз, оставаясь внутри холодного твердого надежного камня.
Герти переместилась поближе к Ксалии.
Спустя мгновение Ксалия ответила.
Донал сидел в кабинете Лоры. Лора приказала внутренним стеклянным стенам потемнеть, так чтобы их с Доналом никто не видел. Они ласкали друг друга и покрывали поцелуями. Лора застонала, когда Донал провел руками по её тонкой блузке, по шелку бюстгальтера, но они решили не заходить далеко в своих ласках.
В здании было слишком много полицейских и других сотрудников, обладавших способностью чувствовать сильный резонанс. Любовь может подождать и до возвращения домой к Лоре. Донал шумно выдохнул.
— О Танатос!
— Да…
Донал сглотнул и взглянул на непрозрачную стену, как будто заметив что-то интересное.
— Я не хочу ехать, — сказал он после паузы. — Ты должна понять.
— Не хочешь съездить заграницу?
Донал отрицательно покачал головой.
— Вообще-то, я до смерти боюсь летать. Конечно, я всегда могу упиться до полубессознательного состояния. Приютским детям редко выпадает на долю такое удовольствие, как поездки заграницу, поэтому здесь дело не в пресыщении.
— Я понимаю, — прервала его Лора почти шепотом. — Страшновато, верно? То, как быстро все происходит у нас тобой.
— Именно.